Верность
Шрифт:
Она стала у фонаря, чтобы быть освещенной. Действительно, выездной таможенный инспектор без колебаний предоставил катер в распоряжение штурмана, а сам заторопился в таможню.
– До свидания, Михаил Иванович! Берегите себя!
Приподняв шляпу, штурман с искренней симпатией взглянул на её таявший во мраке силуэт. «Какая она всё-таки милая», – подумал он.
Без четверти двенадцать катер высадил его на «Адмирал Завойко».
68
За полчаса до спуска флага неожиданно вернулся командир. С мрачным видом принял рапорт, приказал Нифонтову прекратить увольнение на берег и пригласить к нему комиссара.
В то время как в тиши командирской каюты Клюсс и Павловский совещались, Нифонтов задержал у трапа заторопившегося на берег старшего механика.
– Николай Петрович, разрешите? Мне очень нужно в город. Ведь штурмана же вы отпустили?
– Штурман, Петр Лукич, съехал на берег до прекращения увольнения. Сейчас я и его бы не пустил.
– Но мне очень нужно, Николай Петрович! Я только съезжу и сейчас же вернусь.
– Бесполезный разговор. Командир категорически запретил. Не вздумайте к нему обращаться. Сейчас у него комиссар.
Покосившись на штык выставленного у трапа часового, Лукьянов махнул рукой и пошел к себе в каюту.
Протрубили зорю, спустили флаг. Вахтенный офицер сменил кортик на кобуру с автоматическим пистолетом. Усилили караул. Караульный начальник – боцман. Он выставил ещё двух часовых: на баке и у флагштока.
Группами и в одиночку возвращались уволенные на берег. Команда пила чай, когда Павловский объявил, что шайка белоэмигрантов намерена напасть и захватить корабль. Поэтому необходимы повышенная боевая готовность и бдительность. Подробнее объяснит командир.
Клюсс в раздумье сидел в каюте. Только что старший офицер доложил, что на берегу остались штурман и два матроса, что Полговской опиума с белладонной не предлагал. Тон у него был официальный, обиженный и несколько удивленный.
«Что с Беловеским? – думал Клюсс. – Почему до сих пор его нет? Раньше никогда на вахту не опаздывал. Уж не случилось ли чего?»
Но без четверти двенадцать в каюту вошел Нифонтов:
– Только что прибыл штурман, Александр Иванович. Теперь все вернулись.
– Попросите его ко мне, – сердито ответил командир.
Беловеский явился уже переодетым, с пистолетом на поясе.
– Чуть не опоздали на вахту, – строго сказал Клюсс. – Что случилось? Неужели нельзя было раньше приехать?
– Так получилось, Александр Иванович. Ехал на предельной скорости.
– Где же это вы были?
– В Ханчжоу, Александр Иванович.
– В Ханчжоу?! Вы что? Впредь запрещаю выезжать за пределы Шанхая без моего разрешения. Мало ли что может случиться! Ведь, если бы вы пропали, никому в голову не пришло искать вас в Ханчжоу. С кем ездили?
– С мичманом Добровольским.
– Он из шайки Хрептовича?
– Так точно. Сегодня ночью они намерены на нас напасть.
– Знаю. Женщины с вами были?
– Были и женщины.
– Какой безрассудный поступок! Ведь могло выйти иначе!.. Так вот, Михаил Иванович, интересоваться вашими романами в мои обязанности не входит. Но предупредить я должен. Будьте осторожны в своих знакомствах и помните, что вы офицер флота Дальневосточной республики.
– Понял, Александр Иванович. Разрешите идти?
– Идите. И передайте Николаю Петровичу, чтобы распорядился собрать личный состав, кроме часовых и вахтенных, на нижней палубе.
Штурман вышел.
– Товарищи, – обратился командир к экипажу, – сегодня ночью шайка Хрептовича намерена на нас напасть. Они надеялись на внезапность, но нас своевременно предупредили. Нападающие в невыгодном положении: им надо со шлюпок влезть на палубу. Главное наше оружие – штыки, кинжалы, пожарные топоры и ломы. Стрелять только в крайних случаях и только в упор. В наших интересах не только отбить нападение, но и взять пленных. Помните: бдительность, выдержка и готовность разумно и решительно применить оружие!
Вахта с полуночи до четырех, которую моряки издавна окрестили «собакой», прошла без происшествий. На следующую вахту вступил Полговской, но штурман, сменившись, остался на палубе. Командир тоже вышел наверх. У караульного помещения стояли вооруженные матросы. Боцман сидел на комингсе у входа.
«Где же беляки?» – было у всех в мыслях.
Но вот вереница сампанов, плашкоутов и барж, которую всё ещё нёс вверх по реке ослабевающий прилив, прошла. Впереди на водной глади только два суденышка. Тускло мерцают их фонарики, мерно колышутся длинные весла. Эге, да в них много народу!
– Спокойно, товарищи, – сказал командир, вынимая наган, – это, наверно, неприятель. Боевая тревога!
Под трель авральных звонков раздались топот и бряцание оружия. В среднем люке показалась голова Нифонтова, он тоже держал в руках наган. Вслед за ним с браунингом вышел комиссар. Проходя мимо штурмана, он негромко сказал:
– Среди нас есть предатели.
– Предателю первая пуля! – отозвался штурман, вынимая кольт. Стоявший в двух шагах от него Полговской вздрогнул и оглянулся. Лицо его выражало ужас. Но штурмана отвлекли раздавшиеся на баке отчаянные крики, треск ломающегося дерева и чье-то жуткое завывание. Все бросились к левому борту.
Большой сампан ударился кормой о форштевень, поломал весла и кормовой фальшборт. Он был полон китайцев. Все они испуганно орали и умоляли не стрелять, увидев направленные на них дула винтовок. С треском и воплями сампан дрейфовал по борту.
– Цюйба! Цюйба![35] – кричал на китайцев боцман.
– Караул на правый борт! Неприятель справа! – скомандовал Клюсс.
– Ни одного выстрела! Пусть сначала пристанут! – срывающимся голосом крикнул комиссар.
Он, штурман и большинство матросов перебежали на правый борт. Перед их взорами предстала незабываемая картина: второй сампан, полный людей, медленно, как привидение, проходил в двух-трех метрах от борта. Его пассажиры, одетые в синее китайское платье, не галдели, молчаливо, настороженно смотрели на полную вооруженных людей палубу, боясь шевельнуться.