Вернуться до катастрофы
Шрифт:
Глава девятая
Ужин
Море перекатывало тяжелые свинцовые волны, с гулким шумом обрушивая их на пустую набережную. Ветер свистел в листьях винограда, унося прочь аппетитные запахи от накрытого стола. Луна периодически выпускала в прорехи туч бледные лучи, превращая на мгновенья темный свинец моря в тусклую латунь. Далекий Лиловый остров сливался в единое целое с низко ползущими
– С луной тебя, Аглая!
– раздался за ее спиной уверенный голос.
– А, ждала, ждала тебя. Дождалась, - хозяйка, смотревшая на Лиловый остров, повернулась к вошедшему, - проходи, лекарь. Выпьем, поговорим.
– Что-то случилось?
– мужчина прищурил зеленые глаза, вглядываясь в лицо Аглаи.
– Пока нет, но - может случиться. Неприятность у меня.
– Слышал.
Рамон сел спиной к парапету, знал: Аглая всегда сидит лицом к морю. Море - ее слабость, любовь и сила. Хозяйка налила из графина вина, показала гостю на щедро уставленный закусками стол, сказала:
– Выпьем за встречу, потом о делах поговорим.
Рамон, наученный жизнью, никогда не нарушал молчание хозяйки. Аглая же смаковала сладкое вино. Ей всегда хотелось сладости. Наконец, будто опомнившись, взглянула на гостя, сказала:
– Сам градоначальник приходил.
Рамон кивнул, блеснув лысиной.
– Сказал, глаз с меня не спустит.
Рамон снова кивнул. У него мелькнула шальная мысль: "Уж не хочет ли она его убрать?" Но Аглая продолжила:
– Наши планы пока надо притормозить.
– Хорошо, только - ломка начнется.
– Сколько уже его поят?
– Аглая внимательно смотрела на Рамона.
– Почти месяц.
– Как начнется ломка, посоветуешь в горы поехать. На Ледянку. Там озеро есть; говорят, целебное, - Аглая хищно усмехнулась, - пока надо остановиться. Я чувствую. Передавай ему обычное витаминное питье.
– Может, расскажешь о своих неприятностях.
– Ты же знаешь.
– Не из первых уст. Молва, она и приврет, недорого возьмет.
– Расскажу, - Аглая снова наполнила бокалы, взяла почти прозрачный ломтик ветчины, накрыла его козьим сыром, долго разглядывала, положила на язык и зажмурилась от удовольствия.
– Люблю поесть, - сообщила она, - а поесть красиво и вкусно особенно.
Рамон улыбнулся. О слабости Аглаи к еде знали все. Он ждал рассказа.
Они засиделись допоздна. Аглая сама не знала, нужен ли ей был совет, но излив свои беды, немного успокоилась. В Рамоне она уверена. Этот не подведет. Столько вместе дел сделано. Рамон спросил:
– Может, тебе укрыться на острове?
– Это будет слишком прозрачно. Никуда не уеду. И мне необходимо найти всех сразу. Убрать всех!
Слепой глаз Аглаи, отражая лунный свет, блестел, второй, зрячий, прятался в складках нависшего века. Седые пряди растрепались, кривая злобная улыбка не оставляла сомнения - уберет всех. "Если достанет", - подумал Рамон. У него по коже пробежал мороз. Они все делали вместе. И неизвестно, куда выведет кривая.
***
Аглая наблюдала, как кошка играет с уже полудохлой мышью. Теперь это стало самым любимым занятием верховной шаманки. Кошка вызывала в ней такой прилив сил, какого она давно не испытывала. Раньше по утрам у Аглаи было прескверное настроение. Она долго сидела перед зеркалом и созерцала уродливый шрам, находила новые признаки старения на лице и теле, когда она поднималась, ощущала себя старухой. Теперь ей некогда наблюдать себя в зеркало. Надо кормить Арго. Так она назвала кошку. Иногда ей приходила мысль, что на острове должен быть еще кот, откуда-то ведь взялись котята у кошки. Взрослый кот. Но проверить все некогда.
Кошка спала в постели Аглаи. Кормежку зверя она больше не доверяла служанке. Каждое утро Зара приносила клетку с мышами и тут же уходила. Аглая доставала мышей по одной, бросала на пол и наблюдала, как еще немного неуклюже, но быстро котенок ловил мышь. Он сжирал ее в один момент, Аглая бросала следующую, потом следующую, пока ее питомец не насыщался. Тогда Арго начинал играть с жертвой. Он ее слегка придушивал, отпускал, прятался за ножкой кресла и, не отрываясь, следил за жертвой, подкрадываясь и снова прячась. Когда ожившая мышь кидалась к спасительной норке, бросался следом, ловил, покусывал, подбрасывал вверх. Этот последний танец продолжался иногда больше часа. Пока мышь не переставала двигаться. Тогда Арго приносил ее хозяйке и жалобно попискивал. Аглая смеялась:
– Ты думаешь, я могу оживить?
– Спрашивала она.
– Нет, дорогой, я только убиваю.
После этого котенок спокойно съедал жертву и благодарно терся о ноги хозяйки. Аглая уже подумывала, не начать ли давать зверьков крупнее, например, зайцев. Но мысль, что одного зайца кошке будет достаточно, и сама Аглая не насладится азартным зрелищем охоты, заставляла ее отказаться от этой идеи.
День начался, надо было работать. Сначала она прочтет проповедь верной пастве в своей домашней молельне. Молельщиков собиралось иногда больше сотни. Потом ее проповедь понесут в домовые молельни ее служки, потом их слуги понесут эту же проповедь дальше, в деревни. Аглая никогда не забывала об отдаленных уголках Потерянного мира. Вместе со словами молитв и проповедями туда передавались сборы трав для здоровья и силы, хлеб. С некоторых пор Аглая владела тремя хлебопекарнями, чьи владельцы странным образом исчезли вместе с семьями, завещав свое имущество именно ей, Аглае.
Вспомнив об этом, Аглая плотоядно ухмыльнулась. Шрам, обезобразивший ее лицо сорок лет назад, превратил некогда задорную улыбку в злобную кривую ухмылку. Аглае было двенадцать, когда она свалилась в пропасть с обрыва. Хотела подсмотреть, чем занимается пара влюбленных, сбежавших в горы. Это было любимое занятие - подсмотреть, подслушать и распустить сплетни. Так хотела, что кралась за ними по самому краю, поскользнулась. Шевин совсем мальчонкой был, увидел, как она свалилась и позвал на помощь.
Достал Аглаю старый чабан. Он привязал веревку к столетнему дереву, спустился по ней и вынес на плечах девочку. Аглая помнила, как весь город переживал за нее. Но глаз спасти так и не удалось. Очень быстро радужку затянула белая пелена бельма, лицо перекосило, и Аглая стала прятаться от людей. Потом она ушла в монастырь. Там-то и встретился ей отец Таира. Тому было уже за двадцать. Аглая решилась открыть свои чувства. Но парень спокойно отказал:
– Прости, меня ждет невеста. Я ее люблю.