Вернувшийся
Шрифт:
— Но положительный результат все же лучше, — Стефания сощурилась, взглянув на восходящее солнце. — Ну так что, приступим?
В деревушке, казалось, не было ни души — по всей видимости, ее немногочисленные жители либо находились в море, вылавливая рыбу и прочую морскую живность, либо трудились в поте лица на рыбоперерабатывающем комбинате.
Тем не менее, Габриэль решил сначала осмотреть дом Аманды Боннэ, а уж потом искать ее в других уголках деревни.
Назвать жилище Аманды домом было трудно. Стандартная щитовая конструкция размером пять на пять метров — такие обычно использовались под легкие временные склады. Вместо окон в пластиковых стенах пробиты узкие прямоугольные отверстия, затянутые противомоскитной сеткой — совсем не лишняя предосторожность, отметил Габриэль, прихлопнув здоровенного кровососа, уже собиравшегося вонзить хоботок ему в шею.
Слева к домику была пристроена небольшая будочка из гофрированной жести, где, по всей видимости, хранились инструменты и инвентарь. От солнца — грозовые фронты, взявшие в плотные тиски северные районы, сюда не добирались — дом укрывали своей тенью два массивных дерева с широкими перистыми листьями.
Стряхнув с пальцев останки москита, Габриэль постучал в дверь — пришлось воспользоваться именно таким древним способом, потому как ни сигнализатором, ни даже примитивным звонком дверь снабжена не была. Впрочем, в таком захолустье даже это не удивляло.
Однако ответа не последовало. Даже после того, как Габриэль постучал еще дважды — причем весьма громко — дверь оставалась закрытой.
— Да сколько можно тарабанить, — раздался вдруг голос справа. — Нету ее дома, понятно?
Габриэль повернулся к говорившему. За невысокой проволочной оградой, отделявшей «владения» Боннэ от соседнего участка, стоял старик в выцветшей безрукавке и коротких линялых штанах. Лицо его было изборождено морщинами, а в зубах старик сжимал почерневшую от времени трубку.
— Нету ее, — повторил старик, окутавшись облаком сизого удушливого дыма. — И хватит дверь ломать. Отдохнуть дайте человеку. Понаехали-от, городские…
В слово «городские» старик умудрился каким-то образом вложить море эмоций, причем эмоций сугубо отрицательных.
— Как понимать — отдохнуть? Если ее дома нет…
— Мне, мне отдохнуть дайте! — взвился старик, вовсе не производивший впечатления утомленного работой трудяги. — Тарабанят с самого утра…
— А вы не подскажете, куда отправилась госпожа Боннэ? — спросил Габриэль. — Где мы могли бы ее найти?
Старик едва не поперхнулся дымом.
— «Госпожа»? Ты смотри, на людях такое не ляпни, городской — со смеху ведь они полопаются, люди-то. Госпожа… На этой «госпоже» пробы ставить негде, прости господи. Как только пацана нормального вырастить сумела, и не знаю даже. А, все едино — у такой мамаши дите счастливым не родится… Пропал пострел ни за что.
Судя по всему, желание почесать языком у старика преобладало над неприязненным отношением к «городским». А если его речевые способности еще и будут дополнительно стимулированы…
— Как он пропал, мальчишка-то? — поинтересовался Габриэль, вытягивая из кармана сложенную вдвое купюру немаленького достоинства.
— Пропал и пропал, вам-то какой интерес до этого дела, — сказал старик, но, увидев шуршащий аргумент, пришел к выводу, что кем бы ни были «городские», у них есть право интересоваться подробностями этой истории. — Так с недели три назад прилетела машина — ну, черная такая, здоровая и дорогущая, надо полагать, — оттуда человек вышел и прямиком к Пиявке…
— К кому? — не понял Габриэль.
— К Пиявке. Ну, к Аманде, которую вы ищете, — пояснил старик. — Ее у нас в поселке только так и зовут — Пиявка, мол, да Пиявка, а Амандой никто не кличет. Старая это история и…
— А как выглядел человек, который прилетел к Аманде? — перебил старика Габриэль, поняв, что если того насильно не вернуть к главной линии повествования, он будет ещё долго плутать по закоулкам деревенской истории.
— Выглядел? Ну, вроде вот этого молодца, — сказал старик, указывая на замершего близ машины Джереми, — только поздоровее раза в полтора. Волосы черные, короткие, при костюме, а на руке — вот здесь, — старик продемонстрировал правое запястье, — четырехконечная звезда в круге.
Габриэлю показалось, что ему за воротник насыпали пригоршню маленьких льдинок. Четырехконечная звезда в круге — знак Семьи Фини! А человек по описанию слишком напоминал Энрике — личного пилота и особо доверенного человека Джанфранко. Он сжал Стефании руку, чтобы она молчала.
— А под костюмом слева здоровенный бугор — не иначе, пистолет у него там был спрятан… — продолжал старик.
— Что-то слишком хорошо ты его разглядел, за один-то раз, — сказал Габриэль. — Не советую врать…
— Это кто врет-то? — возмутился старик, выпустив новое облако дыма. — А разглядел я его потому хорошо, что он не один раз тут был — позавчера он еще раз приезжал. Поговорил о чем-то с Пиявкой… с Амандой, то есть, и улетел. А вечером…
— Погоди, давай по порядку. Когда он прилетел в первый раз — о чем они говорили с Амандой?
— А я почем знаю? Что я, подслушивать буду?
Еще одна купюра перекочевала в цепкие пальцы старика и тут же память его волшебным образом прояснилась.
— Хотя кое-что слышал, отрицать не стану… Говорил он ей, что мальчишке ее учиться надо — давно пора уже вроде как, восемь лет все же. Дескать, в городе ему лучше будет, за ним присмотр там будет хороший. А больше ничего я не слышал, провалиться мне, если вру…
— Что было потом?
— Потом Пиявка собрала сыну какие-то вещи в сумку и амбал вместе с мальчишкой на машине и улетел, а Пиявке еще и денег оставил. Всему поселку Пиявка насвистела, что это какой-то родственник ее из города был — да кто ж тому поверит, у Пиявки родственников-то и не было никогда, тем более в городе. А тут взялся ниоткуда городской богатей, денег дуре отвалил, да еще и пацана с собой забрал — это кто ж такую обузу на себя-то повесит?