Вероятная причина

Харнесс Чарльз

И сейчас Годвин стукнул кулаком по стопкам на столе и крикнул сквозь поднимающиеся облака пыли: — Гус! Хотя и односложно, это был долгий, плачущий крик, полностью режиссированный, смесь мольбы, возмущения, просьбы и негодования.

Его старший клерк, мисс Августа Юбэнкс, дама неопределенного возраста, тихо вошла, держа в каждой руке по бумажному стаканчику и папку под мышкой. — Дело Тайсона, Мистер Годвин?

— Что же еще? — взревел он. — Бьюсь об заклад, оно затерялось в куче хлама, которую вы держите там, чтобы проклинать и мучить меня на склоне лет. Ну, давайте сюда!

— Сначала ваши таблетки, мистер Годвин. И мы не будем устраивать сцену перед мистером Эдмондсом.

Эдмондс воспринял все это философски. Он случайно узнал, что Лаура Годвин вызвала Августу к смертному одру и добилась от нее обещания остаться с судьей до его отставки. Он также знал, что старый джентльмен основал солидный трастовый фонд на имя Августы.

Старик

покорно принял таблетки и запил их водой. Она отдала ему папку.

— Вы должны быть твердыми с ними, — прошептал он, когда она ушла. — Терпеливым, но твердым. Именно их должен утвердить Сенат. Они думают, что управляют этим местом. А может, они делают это. Он перевернул открытую папку. — Ага, вот оно. Первое подслушивание, Калифорния, тысяча восемьсот шестьдесят второй год, после того, как протянули телеграфный провод через Скалистые горы. И Калифорния была первым штатом, который сделал подслушивание преступлением. Но генералу Джебу Стюарту из кавалерии Конфедерации было все равно. У него был свой, личный аппарат для подслушивания. Не сказано, как они это делали. Может быть, подключались параллельно. А потом Александр Грейам Белл изобрел телефон в тысяча восемьсот семьдесят шестом году, и началось самое интересное. Нью-Йоркская полиция активно занималась этим делом уже несколько лет, когда в тысяча восемьсот девяносто пятом году в судах и газетах вспыхнула первая судебная тяжба. А вот записка по делу Верховного Суда 1928 года, «Олмстед против Соединенных Штатов». Федералы прослушивали по телефону четырех возмущенных торговцев ромом. Он откинулся назад в счастливом раздумье. — Сухой Закон, Бен. Еще до вашего рождения. У каждого был свой бутлегер. Проще говоря. Подсматривание в глазок. Внезапный налет. Но джин для ванны... кхе-кхе. Вот, почему они пронесли его контрабандой.

— А что случилось с четырьмя контрабандистами рома?

— Верховный суд заявил, что их конституционные права не были нарушены подслушиванием, и что доказательства, полученные путем подслушивания, были приемлемы. Холмс, конечно, не согласился. «Грязное дело... правительство играло недостойную роль». — И знаете, это заняло у нас тридцать лет, но постепенно мы пришли к мнению Холмса. Через десять лет после Олмстеда в деле Нардоне против Соединенных Штатов мы признали, что Холмс, возможно, отчасти прав, но только в отношении доказательств, представленных в федеральном суде. Мы все еще не думали, что четвертая и пятая поправки применимы к судам штатов. И, наконец, в деле Мэпп против Огайо мы распространили эту доктрину на штаты. В те первые дни, когда мы, наконец, нашли несколько случаев незаконного прослушивания, мы заставили считать их нарушением прав. Некоторые из ранних различий были просто мифическими. Если просверлить дыру в стене и просунуть в нее микрофон, это будет нарушением закона. Но если просто повесить микрофон на стену с внешней стороны, то это было нормально. А если в стену воткнуть острый микрофон, это будет законно, если он не пройдет насквозь, при условии, что он не коснется вентиляционного канала. Но, конечно, все эти приятные различия теперь похоронены в сносках. Сегодня любой вид электронного подслушивания является незаконным, и доказательства, полученные с помощью подслушивания, могут быть исключены в любом суде страны, даже если полицейские прослушивают по решению суда. Бергер против Нью-Йорка. Но вы думаете, что наши решения прекратили подслушивание?

— Уверен, что нет.

— Конечно, нет, мой мальчик. Фактически, мы удвоили его. Полиции теперь придется прослушивать в два раза больше, чтобы получить улики, которыми они могут доказать, что не подслушивали. А подслушивание телефонных разговоров — самый простой трюк в мире. Бывшие сотрудники телефонных компаний большого города делают это лучше всего. Они звонят служащему в ремонтную секцию и спрашивают о клеммной коробке и расположении «пар» — двух контактов для конкретного телефона. В каждой клеммной коробке, в близлежащем подземном канале есть несколько пар. Они находят нужную пару, подключают микротелефонную трубку, и они в деле. Они могут подключить дюжину линий от дюжины различных терминалов до пустой комнаты в соседнем здании, и один человек будет контролировать все линии, с автоматическими магнитофонами, которые запускаются всякий раз, когда набирается номер. Я думаю, что в то или иное время все важные телефоны в Вашингтоне прослушивались.

— Конечно, не наши телефоны.

— Конечно, мой мальчик. Нас широко перехватывали в тысяча девятьсот тридцать пятом и тридцать шестом годах, в деле «Эшвандер против ТВА». И, возможно, в другие моменты, о которых мы никогда не узнаем.

— Холмс был прав. Это грязное дело.

Годвин был задумчив. — Грязное, подлое... но, возможно, это необходимо. Три четверти рэкетиров и торговцев наркотиками, осужденных в Нью-Йорке до дела Бергера, были пойманы с подслушиванием. Бен, я просто не знаю. Конечно, есть случаи, когда это оправданно, скажем, вернуть похищенного ребенка или спасти жизнь невинного человека. Возможно, нам придется придумать, как позволить полиции не отставать от преступника. Во всяком случае, прослушивание телефонных разговоров прошло. Преступники боятся пользоваться телефоном. Полиция использует жучки, скрытые микрофоны, параболические микрофонные датчики, световые лучи, отраженные от оконного стекла, вибрирующего от голосов в комнате.

Эдмондс посмотрел в окно, а за ним — на белую, унылую невинность Библиотеки Конгресса. — Вы думаете, кто-то читает ваше окно?

— Кто знает?— добродушно сказал Годвин. — Дело в том, что вы больше не можете найти заголовок «Подслушивание телефонных разговоров» в указателе юридических периодических изданий. Они давно начали группировать все под термином «Перехват сообщений», разумеется, в более широком смысле. Я полагаю, что поток статей в юридических журналах, которые Тайсон создаст, будет отображаться под «перехватом сообщений», а не «ясновидением» или «пси». И, мы вернемся к старому проступку общего права. Грязное дело? Я полагаю. Но давайте сопоставим наши отчеты. Что ваш клерк узнал о ясновидении?

— Очень мало. На самом деле только два дела — оба уголовные. Эдмондс открыл папку. — Дело «Делон против Массачусетса», тысяча девятьсот четырнадцатый год. Так называемая ясновидящая была арестована за занятие медициной без лицензии. Кажется, она впала в транс, и духи поставили ей диагноз и назначили терапию. У нее была лицензия на ясновидение, но не на медицину. Села в тюрьму.

— Звучит разумно. Что за другое дело?

— «Нью-Йорк против Макдональда», тысяча восемьсот девяносто шестой год. Макдональд был опознан как потенциальный грабитель в квартире на второй авеню в Манхэттене. Но он представил несколько сотен свидетелей алиби, которые поклялись, что в этот самый момент он находился на сцене Бруклинского театра под гипнозом знаменитого профессора Уэйна. Профессор объяснил суду, что астральная проекция Макдональда просто временно вышла из-под контроля и невольно материализовалась в нескольких милях отсюда, на Манхэттене. Судья отпустил Макдональда, предупредив, чтобы его больше никогда не гипнотизировали. Но слышен звонок. Пора одеваться.

Они вместе вышли в коридор.

* * *

«Последнее требование к нему — сделать какой-нибудь прогноз последствий его поступка — пожалуй, самое тяжелое. Раздвинуть завесу будущего, придать форму и облик тайнам, все еще находящимся в утробе времени, — это дар воображения. Она требует поэтической чувствительности, которой судьи редко наделены и которую их образование обычно не развивает».

— Судья Феликс Франкфуртер

***

Адвокаты по делу в Верховном суде в свой первый (и, обычно, в единственный) раз описывают свой опыт в приглушенных тонах. Они сравнивают долгую прогулку по мраморным ступеням и сквозь высокие белые колонны с ужасом, как восхождение на гильотину, и ожидание в большом, похожем на коробку зале суда, пока их дело не будет названо – «утонченным адом». И носить фрак, взятый накануне напрокат в вашингтонской галантерее, неудобно и иногда он не совсем по размеру, когда раньше они даже не носили смокинга, с определенным знанием, что каждый рот в переполненной комнате скривился в презрении к их наивности и нелепости, — это опыт, который добровольно не повторится.

И это так для адвоката заявителя, хотя он знает, что более половины дел, рассматриваемых Верховным судом, приводят к изменению в его пользу. И это еще хуже для адвоката штата. Он полон мрачных предчувствий. Дома, со всей мощью своего штата, он получил признание подсудимого виновным. Здесь он должен начать все сначала. И теперь против него направлены огромные силы. Мы поменялись ролями. Теперь он обвиняемый.

Гай Уинтерс, помощник Генерального прокурора штата Нью-Йорк, провел пальцем по воротнику и смущенно сложил руки на столе перед собой. Он окинул взглядом длинную скамью гондурасского красного дерева, занимавшую почти всю ширину зала суда, потом одного за другим — девять лиц за ней и, наконец, своего противника, Уолтера Сиклеса, представляющего Фрэнка Тайсона. Сиклес уже стоял на кафедре и собирался начать.

Эдмондс не удивился, обнаружив, что зал суда переполнен. Некоторые из этих людей, как он догадывался, простояли в очереди всю ночь, чтобы попасть внутрь. Присутствовала тройная квота репортеров. Старожилы прессы часто могли предсказать, как пройдет голосование, просто слушая вопросы, задаваемые судьями. Он хотел бы сделать то же самое.

С кафедры, стоявшей прямо перед судьей Пендлтоном, Сиклес начал свое выступление медленно, тихо, не пользуясь своими заметками. Он был рад микрофону на кафедре, но надеялся, что он не передаст, как дрожат его колени. Как во сне, он слышал, как его собственный голос эхом отразился от бордовых штор за большой скамейкой. — Мой клиент признан виновным в убийстве на основании неверно признанных доказательств в том смысле, что они были получены с нарушением его конституционных прав.