Верю, судьба!
Шрифт:
Касси помедлила немного, сняла куртку и протянула ламе.
– Надень, - посоветовала она.
– Твоя правда, Атис, не холодно. Странное ощущение, честно говоря. Не то, чтобы тепло, а как будто я сама стала железной, и холод мне безразличен.
Атис кивнул, соглашаясь.
– Так что делать-то?
– спросил он травницу.
– Ну… - та задумалась.
– Представь, что тебе нужно резко повернуть. Только отойди подальше, - предупредила она, поспешно отступая к крыльцу.
– Не задень.
Атис зажмурился. Повернуть, повернуть. Он открыл глаза, отошел от крыльца не несколько шагов. Сосредоточиться. И повернуть.
Внезапно он ощутил, как из ладоней стремительно выдвигаются когти, а волосы словно сжала невидимая рука. Голова помимо воли опустилась вниз, дернулась вправо, и…
– Ого!
– морозный воздух разрезал, как брошенный нож, звонкий голос Серафимы.
– Ничего себе!
Атис осторожно поднял руку и завел ее за спину. Волосы сложились во что-то типа гребня, на ощупь он не мог понять, как это что-то выглядит, но, вероятно, выглядело сильно, потому что травница, чуть не подпрыгивая от восторга, побежала к нему. За ней спешил лама.
– Здорово!
– в голосе Ом-мани звучал совершенно детский восторг.
– Лихо!
Касси стояла совсем рядом, и держалась за голову. Глаза у нее были, как у ребенка - испуганные и восторженные одновременно. Пару секунд - как в ступоре, потом Касси встряхнулась и вытащила из кармана жилетки зеркало.
– Ты только посмотри на себя!
– произнесла она в шоке.
Над головой Атиса возвышался гребень. Сейчас он стоял наклонным крылом, поднимаясь над макушкой на добрых двадцать сантиметров.
– А обратно как?
– беспомощно спросил Атис.
– Так же, как туда, наверное, - подсказала Серафима.
– Просто подумай, и всё.
Волосы упали на плечи.
– Ну и дела, - протянул Атис.
– Вот, значит, как. Теперь главное - Бентика не напугать случайно. А то как поверну - у кота от страха понос начнется.
– Ой, - сказала Касси, представив эту картину, и засмеялась, но вдруг осеклась.
– Блин! Что это?!
Ее волосы стремительно собирались в точно такой же гребень.
Серафима рассмеялась.
– Эх, Касси, не поняла ты. Он же только что повернул, вот ты и спешишь следом за ним. Куда один, туда и второй - иначе какая вы пара?
– Хозяйка, очень красиво, - присовокупил от крыльца Ом-мани.
– Вам очень идет такая прическа.
Волосы Касси упали на плечи.
– И никаких лент не понадобится, - заметила она, проводя рукой по голове.
– Постойте-ка!
Она поймала прядку своих волос и внимательно в нее всмотрелась.
– Я так и знала, - обреченно сказала она.
– Атис, присмотрись. Птичьи перья когда-нибудь видел?
– Видел, - ответил Атис, подходя.
– В школе, всем же показывали. А что?
– Теперь можешь изучать на своих волосах, как устроены перья, - сказала Касси и откинула прядку за спину.
– Господи, хоть бы это было не навсегда!
Серафима покивала.
– Что-то я такое слышала, - задумчиво произнесла она.
– Да, верно. Перья и есть. Подумайте, насколько удивительно устроено перо!… Даже маховые, на ощупь они тонкие и мягкие, но какой силы ветер они могут выдержать! Конечно, ваши волосы не совсем перья, но по строению похоже, да. Про "навсегда или нет" - не знаю. Может, потом и станут прежними.
– Если у нас есть "потом", - вдруг добавил Атис.
– Наверное, есть, - с сомнением в голосе ответила травница.
– Вы - люди неба, люди-птицы, Око Бога на земле, свободные, несущие добро и справедливость. Я ничего не знаю, Сигна. Чем больше я живу, тем чаще понимаю, что все мои годы, все знания - ничто в сравнении с этим миром. И сама я ничто.
Касси хмыкнула. Было видно, с каким скепсисом она относится к рассуждениям о добре и справедливости. Тем более - о том, что нести оные должна будет именно она.
– С последним, конечно, поспорить трудно, ввиду происходящего, - согласилась она.
– Ладно, идемте в дом, а то, я вижу, вы совсем замерзли. Топорщить перышки можно и в тепле.
– Дура, - беззлобно сказал Атис, - додумалась, тоже. "Топорщить перышки", - передразнил он.
– Ладно, пошли. Ой, только ты не говори, что я сам дурак. Дурак, точно. И горжусь этим.
На следующий день Атис поймал себя на том, что бродит по дому и ищет, куда же подевалась его старая верховка. Проходив по комнатам не меньше получаса, он вдруг ни с того, ни с сего задался вопросом - что, собственно, такое "верховка", и для чего он эту "верховку" ищет. Травница с самого утра подалась в город, Ом-мани, конечно же, отправился с ней, так что в жарко натопленном доме они сейчас были вдвоем.
Атис вышел на крыльцо, подышать свежим воздухом.
Пасмурное зимнее небо неподвижно висело над бескрайним белым полем, дул несильный ветер, явный предвестник скорой оттепели, но сейчас Атис не ощущал ни слабеющего мороза, ни порывов ветра. Он постоял немного, послушал, как ветер шелестит в сосновых ветвях, как еле слышно печально разговаривает сам с собой снег в степи, как где-то далеко-далеко переговариваются белки и клесты. На грани слышимости он внезапно различил чей-то шепот. "Он не видит, не видит, слишком далеко". Атис потряс головой. Чудится всякая дрянь последнее время. Сны, лето, голоса. Муть какая-то.
Он вернулся в дом.
Касси он застал на кухне. Та шуровала в холодильнике. На стол было выложена добрая половина его содержимого. Касси повернулась к вошедшему Атису и спросила жалобно:
– Это ты весь борщ съел, что Сима вчера сварила? Ведь полная кастрюля была, я помню. Есть очень хочется.
– Ну, я, - ответил Атис.
– И марципаны тоже я. Слушай, а ты не знаешь случайно, что такое "верховка"? Я ее всё утро искал. А потом понял, что не помню, как она выглядит.
Он подошел к столу, взял с тарелки кусок сладкого пирога и откусил порядочного размера кусок.