Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Это циклон.
Будто сделал открытие в метеорологии.
Васильев ввел «Ханну» в слой открытого воздуха между двумя массивами облаков, этот просвет вскоре исчез, и самолет окутала серая мгла. Васильев повел машину вправо, ему показалось, что с той стороны облачность пореже, машина не всегда хорошо слушалась рулей, тем более что Васильев всю жизнь управлял лишь легкими машинами и обращался с «Ханной» резче, чем ей это нравилось. Он взглянул на указатель искусственного горизонта и понял, что поворот мог оказаться последним. Карл Фишер тихо выругался, а Юрген поднялся, будто и не засыпал, и спросил:
— Тебя сменить?
— Справлюсь, спи! — рассердился Васильев. Он был не прав: как командир экипажа, Юрген должен был принимать сейчас решения. Но он был достаточно разумен, чтобы не отнимать у Васильева штурвал.
Через десять минут полета оказалось, что они удаляются от цели, но конца сплошной облачности не видно. Забортная температура быстро снижалась — стрелка на указателе ползла влево. Капли дождя били по плексигласу кабины и создавали странное ощущение осенней дачной веранды и уюта оттого, что дождь стучит и льет, но он не в силах забраться в человеческое жилище. Васильев посмотрел по сторонам — на кромках крыльев и на стеклах начал быстро нарастать лед, «Ханна» вздрогнула, напоминая людям, что никакого дачного уюта она им не обещает. Началась вибрация. Юрген держал себя в руках и не требовал передать управление, за что Васильев был ему благодарен. Левый мотор затрещал и, как нервное сердце, начал давать перебои — значит, лед уже добрался до лопастей винта.
— Я пойду вниз! — крикнул Васильев и, не ожидая ответа, повел штурвал от себя.
Из облачности вышли всего метрах в ста от воды — потом уж Карл сказал:
— А я думал, что ты нас вгонишь прямо в море.
«Ханна» шла над отдельными льдинами, между которыми были широкие разводья. Было сумрачно, дул ветер, который сносил машину с курса, и Карл углубился в расчеты, хотя, как сам признался, они не могли быть верными без видимого солнца до тех пор, пока «Ханна» не выйдет к материку, — Новая Земля осталась на северо-востоке.
Из-за циклона они сбились с курса и вышли к берегу в устье какой-то речушки, не указанной на неточной русской карте, которая была на борту. Сменивший наконец Васильева Юрген вел машину на юг, полагая, что общее направление правильно, а строительство в тундре настолько обширно, что они его вряд ли пропустят. К тому же Юргена беспокоила мысль, что над Полярным институтом может быть авиационное прикрытие и потому лучше всего выйти к нему как можно раньше, пока неладная погода, пока идет дождь, в такую погоду успеешь скрыться в облаках.
В зависимости от результатов полета и возможности подобраться к объекту у Хорманна было два варианта. Первый: после того как они определяют место и фотографируют Полярный институт, «Ханна» опускается на одном из тундровых озер, желательно свободном ото льда, затем Васильев покидает машину и старается за ночь добраться до зоны. Если же это покажется невозможным или увиденное потребует иного решения, «Ханна» немедленно ложится на обратный курс.
Поэтому Хорманн стремился к тому, чтобы его самолет не только не заметили, но и даже не заподозрили такую возможность. Задумавшись, Юрген чуть всех не погубил — возвышенность, не указанная ни на каких картах, появилась буквально перед носом «Ханны». Пилот успел рефлекторно рвануть машину вверх, и она с трудом перевалила через пологую гору — подобные опасные встречи, понимал Хорманн, будут все чаще по мере углубления в материк, так что придется набирать высоту и попытаться перевалить облачность. Но как тогда не пропустить цель?
К счастью, по мере того как «Ханна» удалялась от моря, облака словно редели и истончались. Циклон, к счастью, был невелик, и впереди открывалась залитая солнцем тундра, над которой стремительно бежали кучевые облака, будто облегченные после вылитого ими дождя.
— Впереди самолет! — крикнул Васильев.
Юрген тоже увидел его — черную точку в разноцветном небе — и стал забирать левее, моля Бога, чтобы это был не русский истребитель, и тут же раздался крик Карла Фишера:
— Да подвиньтесь вы, черт возьми, разве не видите?
Увлеченные наблюдением за самолетом Юрген и Васильев упустили момент, когда внизу, сначала раскиданные редко и связанные темными полосками разбитых дорожек, затем все чаще и теснее, стали подниматься строения — бараки, склады, рудники, снова бараки и склады.
Перегнувшись через плечо Юргена и мешая тому управлять машиной, Карл начал фотографировать объекты на земле.
— Не трать пленку на пустяки! — сказал ему на ухо Васильев.
— Я не знаю, что здесь пустяки! И не мне решать это.
— Может, откроем дверь? — спросил Васильев.
— Нет, слишком велика скорость — меня выбросит из машины, — ответил Фишер.
Васильев замолчал — он сплоховал, он жил еще старыми скоростями, когда можно было сидеть в открытой кабине и ветер лишь обдувал тебе лицо.
— Вот он! — крикнул Юрген. И они тоже увидели.
Далеко впереди, почти на горизонте, поднимался куб большого, даже по масштабам любого города, громоздкого многоэтажного здания, окруженного зданиями меньшими, раскиданными на огромной площади.
Правее и дальше этого здания была видна колокольня старой кирхи — именно там и начинался загадочный немецкий город.
Юрген набирал высоту, он хотел иметь преимущество перед русским самолетом, который держал курс на кирху и не обращал внимания на «Ханну», возможно, полагая ее своим аэропланом.
К тому же Юрген хотел при первом заходе дать возможность Фишеру снять широкую панораму, а лишь потом, если обстоятельства позволят, развернувшись, опуститься ниже.
Немецкий городок приближался, и было видно, что русский самолет уже достиг его… И в этот момент они увидели вспышку.
Вспышка возникла прямо по курсу, ослепительная настолько, что Васильев, бывший, в отличие от Юргена, без темных очков, мгновенно ослеп и отпрянул с криком, закрыв лицо руками, но Фишер продолжал снимать — кадр за кадром, хотя эти несколько кадров оказались потом просто белыми — аппарат не смог ничего увидеть в этом сиянии. Зато когда сияние превратилось в раскаленный шар и он, темнея и поглотив в своем движении русский самолет, рванулся кверху, Фишер смог сделать несколько вполне удачных снимков.