Весьма опасная игра
Шрифт:
Он ничего не сказал и ничего не предпринял.
Я отступил в сторону.
– Садись.
Здоровяк двинулся к стулу, затем оглядел меня и увидел ссадины на моем лице.
– Он подошел слишком близко к тебе и облегчил задачу.
– У меня была масса возможностей. Садись.
Он сел спиной ко мне.
– Я не должен был оставлять тебя с ним наедине. Думаю, у тебя немалый опыт обращения с оружием, да и по другой части тоже.
– Есть немного. Побольше, чем у вас обоих, между прочим.
– Что, "Facel Vega" был просто блефом?
– Вы поехали к Вейко потому, что кто-то позвонил, верно?
– Может быть.
– С "Facel Vega" я не блефовал.
– Так или иначе неплохо было бы иметь кого-нибудь за решеткой, когда Никонен заявится, как ты считаешь?
Я рубанул его ниже уха, по месту, которое считал оптимальным для этого. И в результате на моих руках оказались два оглушенных полицейских в ситуации, когда руководства по этикету вряд ли сильно мне бы помогли. И когда они придут в себя – один Бог знает. Этого никогда верно не оценишь. Стремясь только отключить кого-то, всегда надеешься соблюсти верную грань между безопасным обмороком и убийством.
Теперь нужно было связать им руки и ноги и заткнуть кляпы, и все это – только двумя простынями с кровати. Но я не собирался играть роль сестры братьев-лебедей, всю ночь сшивая рубашки, так что пришлось покинуть все, как получилось.
Выждав, когда в коридоре никого не было, я запер за собой дверь и отправился в противоположную от вестибюля сторону, надеясь найти запасной выход. И нашел. Никто не видел, как я выходил.
Ночь пахла свежестью и сладостью и навевала странное умиротворение, словно я уже имел все, чего пытался достичь.
Боль в щеке вывела меня из этого настроения: щека набухала, кровь начала пульсировать, и это отдавалось болью в каждом зубе, будь они прокляты.
Я обошел отель сзади, поднялся по темному берегу реки к площади у моста. В наличии было только одно такси, потрепанный "мерседес 220" со старым тряпьем в боковых воздухозаборниках, которое хоть как-то хранило быстро уходящее тепло мотора.
Пряча левую щеку от света фар, я спросил шофера:
– Буксировочного троса не найдется?
Трос у него был.
– У меня не заводится машина, здесь недалеко, – я махнул рукой в южном направлении. – Сможете подбросить меня к ней и отбуксировать сюда?
Он согласился.
Когда я влез внутрь, полицейская машина подкатила к мосту и расположилась так, чтобы заблокировать дорогу с севера, лучи фар были направлены в северную сторону вдоль моста. Мы проехали полмили от города в сторону аэропорта, когда я приказал остановиться. Затем я показал шоферу револьвер и предложил прогуляться домой пешком.
Тот попытался возразить по существу проблемы, но я убедил его, что мы с револьвером обладаем большинство голосов, и он поплелся в город.
Проехав еще пару сотен ярдов, я остановился, набросил буксировочный трос на телефонные провода и дернул. Потребовались куда большие усилия, чем я предполагал, но в конце концов мне удалось их оборвать. Теперь, если сообщение еще не прошло, в аэропорту не будут знать, что я еду. И я погнал машину дальше.
Можно было затратить уйму времени на запутывание следов моего бегства, но никто не придал им значения. Все знали, что я направлюсь к "Бобру", без которого Лапландия оказалась бы листом липкой бумаги, на котором я влип, как муха. Запихав ком финских марок в перчаточный ящик, "Мерседес" я поставил прямо у аэропорта.
По пути к "Бобру" никто меня остановить не пытался.
Глава 18
Я летел в юго-западном направлении, по основной трассе в Швецию, с полными огнями, так, чтобы с диспетчерской вышки видели это ложное направление ясно и четко.
Спустя четверть часа я спустился на триста футов, выключил огни и на самых малых оборотах повернул на север.
Была тихая, почти безветренная ночь с редкими рваными перистыми облаками и молодой луной, блистающей на западе. Клочья тумана стелились по озерам и речным руслам, но пока ничего серьезного не намечалось.
Я пересек арктическую трассу как раз южнее Инари, и дальше следовал над озером, на этот раз набрав высоту, чтобы никто не услышал звука мотора.
Затем я повернул обратно, еще сбавил обороты и начал скользящее планирование к югу, в направлении огней Ивайло, мерцающих в дымке милях в пятнадцати впереди. Я искал семидесятифутовый трейлер.
Это было не таким трудным делом, как может показаться. Такое сооружение далеко от основной дороги не отгонишь. А между Ивайло и Инари не было других дорог достаточной ширины. Такой фургон не спрятать под деревьями, как невозможно спрятать большой дом.
При слабом лунном свете он должен был выглядеть как собор Парижской Богоматери. И я его нашел. Примерно в сотне ярдов от дороги, на просеке, быть может, старой лесовозной трассе, за полосой деревьев, которая его скрывала от шоссе. Я пытался запомнить местоположение, затем направился к озеру.
Ближайшее пригодное место нашлось в миле с лишним в стороне, но даже там посадка оказалась нелегким делом. Это был узкий залив с натыканными там и сям островами. Зато острова помогали мне определить высоту, о которой трудно было судить из-за гладкой воды и слабого освещения. Я ориентировал машину так, чтобы острова оказались на одной линии и в стороне от линии пробега, затем отдал вперед штурвал и плюхнулся, вздымая брызги.
Инерция движения кончилась раньше, чем самолет достиг берега, и так как не хотелось перезапускать мотор, пришлось вытаскивать резиновую лодку и последние тридцать ярдов буксировать самолет к берегу.
Закончил я это развлечение промерзший и промокший сверху и насквозь вспотевший изнутри. И тут нахлынули сожаление и удивление, почему я и впрямь не отправился в Швецию. Но я был трезв и дальнобойное орудие Вейко торчало у меня за поясом.
Я был готов к беседе с человеком в крепости на колесах, построенной по специальному заказу.