Весьма опасная игра
Шрифт:
Десять минут поиска не дали результата, лишь усилили чувство фатального невезения. В его настольном календаре вообще ничего не было, за исключением нескольких пометок о покупке зелени и бакалеи. Скорее всего записи были кодированными, и оставалось надеяться, что код достаточно надежен.
Теперь все, что оставалось сделать, – это затащить его обратно в кресло. Судя по расположению пулевых отверстий и малому количеству крови, он, должно быть, умер мгновенно.
Если оставить его распростертым на устилающих пол бумагах, это любого приведет к выводу, что он убит после того,
Работа оказалась обременительной и долгой. Он был тяжел, как железная тумба, и в то же время текуч и желеобразен, как пьяный осьминог.
Трупных пятен не было, так что скорее всего его убили не больше двух часов назад.
Я собрал бумаги со следами крови и понес их к печке. Корзина для поленьев была перевернута. Я подобрал полено, ударил им по задвижке печной дверки, открыл ее и кинул бумаги в пламя. Полено в моей руке было очень сухим, сероватым и все в трещинах. Оно пролежало в комнате очень долго, как и другие, разбросанные вокруг. Я присел на корточки, уставился на пламя и на полено в руке, затем на саму печку. Та представляла собой еще одну антикварную вещь размером в платяной шкаф, из белой с голубым керамики, такую вы найдете в старых домах по всей Финляндии.
Прелестная вещь в вашем интерьере, но требует для поддержания огня не меньше полной корзины поленьев в день. Я совершенно был не в силах сообразить, как поленья, выпавшие из корзины и предназначенные для употребления, смогли так долго избежать своей участи, что так высохли.
Я внимательно вглядывался в пламя, красные, раскаленные угли и черные очертания полусгоревших поленьев под ними. Затем меня еще кое-что поразило. Отсутствовал запах древесного дыма. Не было вообще никакого запаха.
Я обнаружил это в стенном шкафу под лестницей, как раз позади печки: длинный ряд газовых баллонов типа "Калор". Для дома в лесной глуши наличие газовых баллонов вполне резонно и логично, за исключением того, что сбросив с цилиндров тряпье, я обнаружил от последнего цилиндра отвод в виде латунной трубки, проходящей через стену. Закрутив вентиль редукира, я вернулся в кабинет.
Моя ухмылка предназначалась мертвецу в кресле.
– Это было недурно, – сказал я ему. – Только ты был слегка небрежен в деталях. Следовало обновлять поленья.
Но в действительности Вейко не за что было себя упрекнуть, будь он в настроении анализировать сделанное. Его секрет пережил его.
За металлическими муляжами поленьев в печи имелась зачерненная дверца, еще слишком горячая, чтобы ее открыть.
Вероятно, там был какой-то секрет, но я не стал его искать. Просто достал свою старую зажигалку и осветил внутренность печи, подцепил длинной кочергой за край потайной дверцы и рванул.
Она отлетела вниз и вперед на поленья. Среди массы барахла на полу я обнаружил декоративную зеленую свечку, упавшую с какой-то полки, зажег и укрепил в топке.
На первый взгляд это напоминало старый винтовой пресс для получения оттисков. Он выглядел очень похоже, если не принимать во внимание длинный горизонтальный ворот, венчающий
Тяжелая верхняя плита пресса стала медленно подниматься. В центре матрицы виднелось маленькое круглое углубление. Точно над ним в верхней плите расположилась другая ниша, которая показалась мне шероховатой на ощупь.
Тогда я еще чуть-чуть просунул в топку плечо и голову и все осмотрел как следует.
С одной стороны пресса стоял большой таз с каким-то керамическим материалом и несколько металлических инструментов, назначение которых я определить не мог. С другой стороны – деревянный ящик размером с обувную коробку. Я попытался вытащить его наружу, но не смог сдвинуть ни на дюйм. Тогда просунул руку внутрь ящика и вытащил пару маленьких дисков, гладких и золотистых.
Теперь я понял, что к чему. Все, что мне оставалось – проверить это. Я поместил один из дисков в углубление матрицы пресса и сильно толкнул ворот, чтобы придать ему обратное движение. Верхняя плита двинулась вниз и соединилась с нижней. Теперь я раскрутил рычаг на подъем, и диск на несколько дюймов поднялся с верхней плитой, пока не упал. Приблизив его к свече, я обнаружил, что держу свежеотчеканенный соверен 1918 года с маленькой буквой "I", что означало его бомбейское происхождение.
Я как-то потерял контроль за временем, просто размышляя о дисках в ящике; видимо, их количество было достаточным, чтобы сделать тот таким неподъемным.
Но приятная пауза в калейдоскопе событий слишком затянулась.
Огни фар скользнули по окну, завизжали тормоза, заскрипели покрышки на гравии перед входом.
На миг я оцепенел.
Затем забросил вытащенные диски обратно в коробку, задвинул свечку за пресс, захлопнул потайную дверку и закрыл печную заслонку.
Хлопнула дверь автомобиля, затем другая. По гравию заскрипели шаги.
Я неслышно, словно кошка, скользнул к столу и подобрал антикварный французский пугач. Ведь за дверью мог оказаться тот, кто только что убил Вейко и вспомнил, что забыл заглянуть в печь.
Пронзительный звонок прозвучал для меня как выстрел сигнальной пушки, отмечающей в сумерках время спуска флага. Я тут же высчитал, кто это был: убийца знал, что входная дверь оставлена открытой.
Я схватил телефонный шнур, дернул, и он оборвался.
Кто-то прокричал:
– Откройте, или мы взломаем дверь!
И я узнал если не голос, то манеру общения. Только никак не мог догадаться, что их сюда привело. И тут я вспомнил "Facel Vega" на дороге. Все, что Клоду было нужно – это телефон, зато вот я теперь нуждался в хорошем адвокате.
Дверь я пнул ногой, и она с лязгом распахнулась. Сразу два фонарика уперлись мне в лицо.
Голос, принадлежащий полицейскому – здоровяку, спокойно произнес по-шведски:
– Кажется, без вас нигде не обходится.
Другой внезапно завопил, что у меня пистолет, и фонарик отлетел назад на два шага.