Ветви Чуи
Шрифт:
Трууг прошел над светящимися кустами и, следивший выпученным глазом за удаляющимся телом, Топиг вдруг начал понимать, что видит перед собой не живое существо, а летающую повозку – сзади трууга из девяти круглых отверстий вырывалось привычное синее пламя, как при пуске шутих – прогнивших стволов газового дерева. Шутихи устраивались в честь дня празднования ушедших родочей: от мертвого газового дерева отрезался ствол нужной длины, закреплялся в держателе, поджигался снизу – и вскоре с заунывным звуком улетал вверх, разрываясь в вышине серией голубовато-желтых разрывов. На конце ствола из отверстия вырывался горящий газ, как и у трууга, если сложить вместе несколько газовых стволиков. Похожести добавил разворот повозки трууга – синее пламя загорелось ярче и чуть сместилось в сторону, противоположную направлению полета повозки, почти сразу исчезнувшей в опускающимся сверху зеленом тумане.
Топиг понял, что сейчас придется пережидать ураган, – нужно было подготовиться.
Разыскивать корни привычным способом – копать в нескольких местах, не пришлось. Добытый амулет позволял почувствовать, где они находятся ближе всего к поверхности. Топиг сорвал ближайшую кочку и сразу показался нетолстый ствол корня – прозрачного, наполненного чистой водой. Корень был очень крепким, разорвать его было невозможно, но можно было проткнуть и, вставив трубочку, наполнить флягу. Что Топг и сделал, после чего напился, с ладони напоил нотика, высунувшего мордочку из сумки, погладив того по серой шерстке, – нотик зажмурился от удовольствия, потом многозначительно посмотрел на сгущающиеся сумерки – ураган приближался и исчез в сумке. Топик закрепился поясным ремнем за торчащий корень, укутался в вытащенную из поясной сумки покрышку, сшитую из желудков кечигов, и, свернувшись в комочек, замер.
Ураган налетел как всегда внезапно и сразу. Завывающий зеленый ветер рвал покрышку, колотил звуковыми ударами. Сминал и отрывал болотные кочки, унося их в неизвестность. Все живое попряталось, даже болотца вкопались в поверхность, возможно, закрепившись за те же корни дреуги. Серо-зеленые сумерки, наполненные звенящей силой, окутали долину. Начался привычный для планеты ад.
* * *
Почти на краю обширной долины, там, где ровное пространство невысоких кустиков, редкой травы и сине-оранжевых голых проплешин начинало сменяться невысокими холмиками вздувшейся от растущих газовых грибов почвы, находилось почти незаметное для глаз стойбище чвабуров. Холмики, растущие почти до горизонта, только там, вдали, сменялись темными скальными образованиями, невысокими, по сравнению с теми, что стеной высились на экваторе планеты, но достаточными, чтобы определить границы долины. Ветвящийся меж холмиков ручей, тягучий и вязкий, почти не трепыхался под бешеным ветром, приминающим к поверхности все, что возможно, и одновременно сдирающим с невысоких холмиков слой почвы. Плоть грибов обнажалась, недавно подросшие склизкие пазухи дергались и вместе с оглушительными порывами ветра раздавался натужный вой – естественная реакция грибов на раздражение.
Расположение стойбища так близко от медленно мигрирующих популяций грибов, да и вообще в этой неуютной для жизни части долины, объяснялось просто – молодые споры грибов являлись естественной кормовой базой для стад кечигов, без которых, в свою очередь, чвабуры не смогли бы обеспечивать себя достаточным количеством пищи. По рассказам стариков, началось это несколько тысяч ураганов назад. Раньше светящиеся кусты росли повсюду в долинах и создавали естественную защиту от агрессивной внешней среды. Было много дичи, грибы не были так агрессивны, в долинах было много источников чистой зеленой воды. И передвигаться чвабуры могли по всем долинам и даже уходить далеко в лес или в горные отроги за вкусным красным мхом. Ветра были не так сильны и не несли столько вредных веществ. Достаточная пища и чистая вода были основой жизни чвабуров – без них детеныши хоть и вырастали до взрослых особей, но сознание их становилось все менее развитым от поколения к поколению. И для выживания племени обитатели долин планеты Чуи – теперь название планеты-дома чвабуры произносили с оттенком жалости к пострадавшему, были вынуждены находить новые способы выживания, перейдя от больших удобных стойбищ-городов к кочевой жизни. И сейчас занимались преимущественно скотоводством, только в легендах стариков узнавая о былом величии племен и безбедной жизни.
Почему такое случилось с планетой, было до конца не ясно. Знали, что Чуя пострадала в результате какого-то катаклизма, скорее всего, катастрофически повлиявшего на долины, наполненные зарослями светящихся кустов. Тогда даже воздух был другой – прозрачный, чуть зеленоватый, и просто вкусный. Теперь такое можно было испытать на очень короткое время – только после больших ураганов. Как раз сейчас один такой заканчивался – и в воздухе разливалась приятная и добрая зеленоватая морось, сдобренная снизу розовыми замерзающими испарениями. Две звезды высоко в небе как раз уходили к горизонту, скрываясь за грядой гор, а в зенит восходила главная, огромная и синеватая звезда Тиа – над просыпающимся стойбищем наступало затишье после очередного урагана.
Низкие, прикрепленные к корням дреуги, сплетенные из старых, но не потерявших эластичность корней жилища чвабуров стайкой холмиков-грибов располагались полукольцами и сейчас, мокрые после урагана, парили под утренними лучами солнца вместе с окружающих их островками зернистой травы. Еще никого не было видно, но чувствовалось, что стойбище просыпается: над крайней хижиной, обтянутой покрышкой из желудков убитых кечигов, уже вился небольшой сиреневый дымок. Первыми, конечно, проснулись стада. Живописными клубками расположившиеся вокруг стойбища многочисленные кечиги поднимали тонкие, вытянутые мордашки на тонких шеях и водили по воздуху длинными носами. Принюхивались кечиги не зря – дозорные-пастухи чвабуры сбрасывали покрышки, в которых укрывались во время урагана, и вскакивали среди стад, собираясь вести кечигов на выпас. Раздавались веселые голоса и смех, впрочем, сразу исчезавший в холодном воздухе. Из хижин стойбища никто не выходил, не было даже привычных дымков, что было и неудивительно, – сегодня привычная радость от окончания урагана была омрачена недавним событием.
Чвабурам не нужно было услышать или увидеть событие, чтобы узнать о случившемся, и никто даже не выскочил из хижины, когда прямо во время урагана над стойбищем появился трууг. Так случилось, что среди дозорных было несколько стариков, и их сильные ментальные образы четко передавали картинку происходящего всем, кто был в стойбище.
Дозорные увидели спускавшегося почти из зенита трууга, когда он находился еще высоко – выше трехсот драх. Само появление существа, которое видели при жизни только несколько чвабуров, сразу вызвало шок и панику, впрочем, вскоре прекратившуюся, – чвабуры понимали, что мало что могут противопоставить труугу, и многие просто смирились с неизбежным. Вскоре трууг спустился еще ниже и завис в каких-то полуста драх – несмотря на ураган, его было хорошо видно. Ураган хоть уже шел на спад, но был еще в своей силе, а на трууга это никак не влияло – он спокойно висел в пространстве, блестя желтыми блестящими изгибами, снизу извивались три похожих на ножки кечигов отростка. Именно эти отростки и вызывали самые угрожающие ощущения – как будто трууг собирался метнуть свои стрелы в беззащитное стойбище. Провисел трууг долго, до появления на небосводе третьей, самой маленькой, но самой яркой звезды, блеснувшей у горизонта сквозь слои летящего серо-зеленого тумана, и так же медленно начал подниматься вверх и вскоре исчез.
Старейшины сразу расценили появление трууга как предупреждение и сейчас терялись в догадках, к чему бы оно. Было решено собрать Совет племени сразу по окончании урагана, уже утихавшего. И сейчас выходящие из хижин чвабуры имели одну цель – все двигались к центральной большой хижине, где с давних времен и обсуждались все важные события и принимались решения – иногда голосами всех родочей.
Главная плетеная хижина была хоть и низкой, но широкой и вместительной – туда могло поместиться все племя, если бы, конечно, кому-нибудь это пришло в голову. Вообще жить вместе, единым организмом, было в менталитете чвабуров – их разделяли только естественные обособленности долин. Тому способствовал издревле сложившийся уклад и естественные способности организма – чвабуры общались часто ментально и чувствовали происходящее с каждым в племени, сопереживали, радовались и гневались все вместе. Совет старейшин же был высшим проявлением жизни племени – проявлением уважения друг к другу и призрением всех особей племени. Сейчас, ввиду важности события, на совет собирались все незанятые родочи, самки и даже младени; племя достойно прошло недавний демографический кризис и сейчас росло и множилось – детеныши были в каждой хижине, а родочи-наставники водили группы молодежи в частые походы по долине.
В центре хижины синеватым пламенем грел костер из сухих смолистых корней, дымок вился вверх, исчезая в дымовом продухе. За огнем следила уже почти взрослая молодежь, подкладывая дрова и регулируя вытяжку двумя длинными шестами. Вокруг на теплых циновках уже собралось много чвабуров – и родочи, и старики, и самки. В основном молчали, вдыхая и выпуская пар из трубок газового дерева, но слышались и тихие разговоры, и редкий смех – несмотря на чувство опасности и действительно сложную жизнь племени, чавбуры были веселой расой, смех – это здоровье, – говаривали старики.
Полог входа приподнялся, и один за другим вошли три седых старика. Там, где тела были не прикрыты одеждой и снаряжением, виднелась старческая морщинистая кожа почти без меха, уши и головы были совершенно голые, но у двух с переносья свисали длинные седые усы, а у третьей – самки – ресницы были еще белее от возраста. Старики были действительно стариками, они прошли долгий и нелегкий жизненный путь, но все трое выглядели бодро, сухие тела были наполнены мышцами и скрытой силой, глаза горели огнем живейшего интереса к жизни и непокорства времени. Разговоры смолкли, присутствовавшие обернулись к вошедшим, молодежь у костра отодвинулась в сторону, и трое старейшин расселись вокруг огня. Разговор начался сразу, ненужные церемонии были не в обычае чвабуров.
Конец ознакомительного фрагмента.