Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве
Шрифт:
Вскоре после полудня, когда два корабля находились на расстоянии около трех миль друг от друга, разразилась буря. Посыпались струи дождя, завыли ветры, море заволокло туманом - божественное поле боя. Временами Энсон и его люди теряли галеон из виду, хотя знали, что он где-то рядом и движется со всей своей металлической мощью. Опасаясь скрытного обстрела, они обшаривали море . Потом раздался крик - он был там!
– и люди увидели его, прежде чем он снова исчез. С каждым разом галеон появлялся все ближе. То в двух милях, то в одной, то в полумиле. Энсон, не желая вступать в бой с врагом, пока он не окажется на расстоянии пистолетного выстрела, приказал людям не стрелять: каждый выстрел должен быть на счету.
После волнения, вызванного погоней, наступила тревожная тишина. Экипаж знал, что кто-то из них скоро может остаться без руки или ноги, а то и хуже. Саумарез, лейтенант, отметил, что надеется " встретить смерть весело", когда его позовет долг. Некоторые из людей Энсона были так встревожены, что у них сводило животы.
Дождь прекратился, и Энсон и его команда смогли отчетливо разглядеть черные пасти пушек галеона. До корабля оставалось менее ста ярдов. Ветер ослабел, и Энсон старался держать достаточно парусов для маневрирования, но не настолько, чтобы корабль стал неуправляемым или чтобы у противника появилось много крупных целей, попадание в которые могло покалечить "Центурион".
Энсон направил свой корабль в сторону от галеона, а затем быстро подошел к "Ковадонге" с подветренной стороны, чтобы Монтеро было труднее уйти с подветренной стороны.
Пятьдесят метров... двадцать пять...
Люди Энсона молча стояли на носу и на корме, ожидая команды коммодора. В час дня оба корабля оказались так близко, что их стволы почти соприкасались, и Энсон наконец подал сигнал: Огонь!
Люди на верхушках мачт начали стрелять. Мушкеты трещали и вспыхивали, дым застилал глаза. Когда стволы отстреливались и мачты "Центуриона" раскачивались вместе с кораблем, они подстраховывали себя канатами, чтобы не упасть навзничь и не погибнуть бесславно. После выстрела из мушкета стрелок брал другой патрон, откусывал сверху пыж и засыпал небольшое количество черного пороха в патронник. Затем он вставлял новый патрон, содержащий еще больше пороха и свинцовый шарик размером с мрамор, в ствол, используя таран, и снова стрелял. Вначале снайперы нацеливались на своих коллег в такелаже галеона, которые пытались уничтожить офицеров и команду "Центуриона". Обе стороны вели бой с неба: шары свистели в воздухе, разрывая паруса и канаты, а иногда и куски плоти.
Энсон и Монтеро также открыли огонь из своих пушек. В то время как люди Монтеро могли вести огонь с широкой стороны - одновременно стрелять из всех пушек подряд, - команда Энсона полагалась на свою нетрадиционную систему, позволяющую запускать орудия в быстрой последовательности. Как только отряд на "Центурионе" выстреливал из пушки, бойцы загоняли орудие обратно и закрывали иллюминатор, чтобы укрыться от наступающего огня. Затем двое заряжающих начинали протирать шипящий ствол и готовить следующий снаряд, а отряд мчался к другой заряженной пушке - заряжать ее, наводить, зажигать спичку, а затем отпрыгивать в сторону, чтобы не стать жертвой своего же двухтонного орудия. Орудия грохотали и ревели, бриджи натянулись, палубы сотрясались. У людей болели уши от убийственного звона, а лица были черны от пороха. " Не было видно ничего, кроме огня и дыма, и не было слышно ничего, кроме грома пушек, которые стреляли так быстро, что издавали один непрерывный звук", - отмечал Миллешамп.
Энсон наблюдал за разворачивающимся сражением с квартердека, держа в руке меч. Сквозь удушливый дым он различил мерцание на корме галеона: загорелась сетка. Пламя распространялось, поднимаясь на половину миззенмачты. Это привело людей Монтеро в замешательство. Однако оба судна находились достаточно близко, и огонь грозил охватить и "Центурион". С помощью топоров люди Монтеро отсекали горящую массу сетки и дерева, пока она не упала в море.
Бой продолжался, шум был настолько оглушительным, что Энсон передавал свои приказы с помощью ручных сигналов. Пушки галеона осыпали "Центурион" злобной смесью гвоздей, камней и свинцовых шариков, а также кусков железа, соединенных цепями, - все это, по словам школьного учителя Паско Томаса, было " очень хорошо придумано для смерти и убийства".
Паруса и обтекатели "Центуриона" начали рваться, несколько пушечных ядер попали в корпус. Каждый раз, когда ядро попадало ниже ватерлинии , плотник и его команда спешили заделать отверстие деревянными пробками, чтобы море не затопило их. Девятифунтовый чугунный шар попал одному из людей Энсона, Томасу Ричмонду, прямо в голову, обезглавив его. Другой моряк был ранен в ногу, и, когда из артерии хлынула кровь, товарищи по несчастью отнесли его на палубу "Орлопа", где он был уложен на операционный стол. Пока корабль содрогался от взрывов, врач Аллен схватил нож и без анестезии начал отрезать человеку ногу. Военно-морской хирург рассказывал, как непросто было оперировать в таких условиях: " В тот самый момент, когда я ампутировал конечность одному из наших раненых моряков, меня почти непрерывно прерывали остальные его товарищи, находившиеся в таком же бедственном положении; некоторые из них издавали самые пронзительные крики, требуя, чтобы о них позаботились, а другие хватали меня за руки, желая облегчения, даже в то время, когда я проводил иглу для фиксации разделенных кровеносных сосудов лигатурой". Пока Аллен работал, корабль непрерывно сотрясался от отдачи больших пушек. Врачу удалось отпилить ногу чуть выше колена и прижечь рану кипящей смолой, но вскоре мужчина умер.
Бой продолжался. Энсон понял, что орудийные стволы противника очень узкие, что ограничивает движение дул. Поэтому он сделал маневр так, что его корабль лег почти перпендикулярно галеону, лишив тем самым многие орудия противника возможности вести прицельный огонь. Пушечные ядра "Ковадонги" стали вылетать за борт "Центуриона" и уходить в море, поднимая безобидные водяные струи. Орудийные отверстия "Центуриона" были больше, и отряды Энсона, используя ручные пики и ломы, направили свои пушки прямо на галеон. Коммодор дал сигнал стрелять по корпусу противника самыми тяжелыми снарядами - двадцатичетырехфунтовыми. В то же время несколько человек Энсона пробили паруса и такелаж "Ковадонги" цепной дробью, парализовав его на море. Галеон содрогнулся от беспощадного металлического града. Снайперы Энсона, находившиеся на верхушках, уничтожили своих коллег в такелаже галеона и перестреливались с испанцами на палубах.
Монтеро призывал своих людей сражаться за короля и страну, утверждая, что без чести жизнь не имеет смысла. Мушкетный снаряд угодил ему в грудь. Он был оглушен, но оставался на квартердеке, пока летящий осколок не пронзил его ногу; тогда его спустили вниз, присоединив к массе раненых. Он оставил за старшего сержант-майора, который тут же был ранен в бедро. Начальник солдат, находившихся на борту, попытался собрать команду, но ему оторвало ногу. Как отметил школьный учитель Томас, испанцы " , напуганные тем, что перед ними ежеминутно падает множество мертвецов... начали выбегать из своих кают и кучей валиться в люки и шканцы".
Через полтора часа непрерывного огня галеон лежал неподвижно, мачты были сломаны, паруса разорваны в клочья, корпус изобиловал пробоинами. Мифический корабль действительно был смертен. На палубе, среди разбросанных тел и клубов дыма, был замечен человек, который, пошатываясь, шел к грот-мачте, где висел в клочья испанский королевский флаг. Энсон подал сигнал своей команде не стрелять. На мгновение все вокруг затихло, и Энсон с облегчением и усталостью наблюдал, как человек на галеоне начал спускать флаг, подавая знак о сдаче.
Монтеро, находившийся внизу и не знавший, что происходит на палубе, приказал офицеру быстро взорвать пороховой погреб и затопить судно. Офицер ответил: " Уже слишком поздно".
Энсон отправил лейтенанта Саумареса с отрядом для овладения галеоном. Когда Саумарес вступил на борт "Ковадонги", он отшатнулся, увидев, что его палубы " беспорядочно усеяны тушами, внутренностями и расчлененными конечностями". Один из людей Энсона признался, что война ужасна для любого человека с "гуманными наклонностями". Англичане потеряли всего трех человек, у испанцев было около семидесяти убитых и более восьмидесяти раненых. Энсон послал своего хирурга, чтобы тот оказал помощь их раненым, в том числе и Монтеро.