Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве
Шрифт:
Энсон, этот непостижимый карточный игрок, рассказал, что все его разговоры о возвращении домой были уловкой. Он изучил время и схемы, по которым испанские галеоны исторически следовали на своем пути, и получил дополнительные сведения из источников в Китае. На основании всей этой информации он предположил, что галеон скоро окажется у берегов Филиппин. И он планировал попытаться перехватить его. После всех кровавых потерь это был их шанс нанести удар по врагу и получить ценные сокровища, которые, как утверждалось, находились на борту. Он отверг страшные рассказы о том, что корпуса испанских галеонов были настолько толстыми и непробиваемыми для пушечного огня. Тем не менее он признал, что противник будет грозным. Глядя на свою команду, он заявил, что духа, который завел их так далеко и который помог им пережить штормы у мыса Горн и опустошения Тихого океана - " духа в вас, мои ребята" - будет достаточно, чтобы одержать победу. Один из военно-морских историков позже описал гамбит Энсона как " акт отчаяния командира, которому грозило профессиональное разорение, последний бросок азартного игрока, который проиграл все". Экипаж размахивал шляпами и трижды громко аплодировал, обещая разделить с ним победу или смерть.
Энсон повернул "Центурион" к острову Самар, третьему по величине на Филиппинах, расположенному примерно в тысяче миль к юго-востоку. Он заставлял людей постоянно тренироваться: стрелять из мушкетов по объектам , подвешенным, как отрубленные головы, к верфям; запускать и вынимать пушки; упражняться с тесаками и саблями на случай, если придется брать на абордаж вражеский корабль. А когда все эти тренировки были закончены, Энсон заставлял всех повторить их еще раз - и побыстрее. Его приказ был прост: готовься или погибнешь.
20 мая наблюдатель заметил мыс Эспириту-Санто, самую северную точку острова Самар. Энсон немедленно приказал членам экипажа свернуть паруса топгаланта, чтобы корабль было труднее засечь с расстояния. Ему нужна была неожиданность.
В течение нескольких недель под палящим солнцем он и его отряд курсировали взад и вперед в надежде обнаружить галеон. Один из офицеров записал в своем журнале: " Упражняем наших людей в их каютах, в большом ожидании". Позже он добавил: " Держимся на своих местах и смотрим по сторонам". Но после месяца изнурительных тренировок и поисков в знойной жаре бойцы потеряли надежду увидеть добычу. " "Все стали выглядеть очень меланхолично, - записал в своем журнале лейтенант Саумарез.
20 июня рассвет наступил в 5:40 утра. Когда солнце скрылось за морем, наблюдатель крикнул, что видит что-то далеко на юго-востоке. Энсон, стоявший на квартердеке, поднял телескоп и осмотрел горизонт. Там, на неровном краю моря, он увидел несколько белых пятен: паруса топгаланта. Судно, находившееся в нескольких милях от него, не имело испанского флага, но по мере того, как оно приближалось, у него не оставалось сомнений, что это галеон. И он был один.
Отдав приказ очистить палубы для действий, Энсон бросился в погоню. " На нашем корабле сразу же началось брожение, - отметил Миллешамп. "Каждый был готов помочь, и каждый считал, что дело не может быть сделано хорошо, если он не приложит к нему руку. Со своей стороны я думал, что все они сошли бы с ума от радости".
Сносили перегородки в каютах, чтобы освободить место для орудийных расчетов, сбрасывали за борт мешающий скот, выбрасывали ненужные деревяшки, которые могли разбиться под огнем и осыпаться смертоносными осколками. Палубы посыпали песком, чтобы было менее скользко. Людям, работавшим с пушками, выдавали трамбовки , губки, грунтовки, рожки, пыжи, а в случае пожара - ванны с водой. Внизу, в кладовой, канонир и его товарищи раздавали порох пороховщикам, которые затем бегали с ним по лестницам и по кораблю, стараясь не споткнуться и не вызвать взрыв до начала боя. Фонари были погашены, как и камбузная печь. В недрах палубы "Орлопа" Джордж Аллен, начавший плавание двадцатипятилетним помощником хирурга и ставший главным хирургом, вместе со своими парнями-лоботрясами готовился к ожидаемым жертвам, сооружая из морских сундуков операционный стол, накладывая пилы для костей и бинты, стеля на пол парусину, чтобы его люди не поскользнулись на крови.
Испанцы назвали галеон "Богоматерь Ковадонга". Находившиеся на нем люди, видимо, поняли, что за ними гонятся. Но они не пытались бежать, возможно, из мужества, а возможно, потому, что не ожидали, что центурион будет в состоянии сражаться. Ими командовал опытный офицер Херонимо Монтеро, прослуживший на "Ковадонге" четырнадцать лет. Ему было приказано защищать набитый сокровищами корабль до смерти, а если понадобится, то и взорвать его, пока он не попал в руки врага.
Монтеро развернул "Ковадонгу" и смело направился к "Центуриону". Два корабля приблизились друг к другу на дистанцию столкновения. Энсон вглядывался в подзорную трубу, пытаясь оценить силы противника. Орудийная палуба галеона простиралась на 124 фута - на 20 футов короче, чем у "Центуриона". А по сравнению с шестьюдесятью пушками "Центуриона", многие из которых стреляли двадцатичетырехфунтовыми ядрами, на галеоне было всего тридцать два орудия, причем самые крупные - двенадцатифунтовые. С точки зрения огневой мощи "Центурион" явно превосходил его.
Но у Монтеро было одно существенное преимущество. На его корабле находилось 530 человек - на 300 больше, чем на "Центурионе", и люди на "Ковадонге" были в целом здоровы. При всей мощной артиллерии "Энсона", ему не хватало рук, чтобы управлять всем своим арсеналом и при этом сохранить достаточное количество команды для управления кораблем. Он решил задействовать только половину орудий "Центуриона" - те, что находились по правому борту, - что было вполне безопасно, поскольку он знал, что второго испанского корабля, который мог бы атаковать его второй фланг, нет.
Но для обслуживания всех орудий правого борта у него не было даже достаточного количества членов экипажа, поэтому вместо того, чтобы назначить, как это было принято, не менее восьми человек для обслуживания каждой пушки, он выделил только двух. Каждая пара должна была строго отвечать за заряжание и зачистку дула. Тем временем несколько отрядов, каждый из которых состоял примерно из дюжины человек, должны были бегать от пушки к пушке, перегоняя их вперед и освещая. Энсон надеялся, что такой подход позволит ему поддерживать непрерывный огонь. Коммодор принял еще одно тактическое решение. Заметив, что дощатые настилы галеона, расположенные над форштевнем, на удивление низки, что оставляет офицеров и команду незащищенными на палубе, Энсон разместил десяток своих лучших стрелков на верхушках мачт. Расположившись высоко над морем, они могли с удобной точки зрения обстреливать своих врагов.
По мере сближения кораблей командиры дуэлянтов повторяли действия друг друга. После того как люди Энсона очистили палубу, команда Монтеро сделала то же самое, выбросив за борт ревущий скот и другой кричащий домашний скот; как и Энсон, Монтеро разместил часть своих людей со стрелковым оружием на верхушках мачт. Монтеро поднял свой малиновый испанский королевский флаг, украшенный замками и львами; затем Энсон поднял британский флаг.
Оба командира открыли оружейные стволы и высунули черные дула. Монтеро выстрелил, и Энсон ответил своим. Взрывы должны были лишь потревожить противника: учитывая неточность пушек, они были еще слишком далеко, чтобы по-настоящему вступить в бой.