Вице-президент Бэрр
Шрифт:
Он тотчас ответил:
— Разумеется, я буду советовать правительству его величества вас поддержать. Что же до западных штатов…
— Ну, кто знает, кому они присягнут в верности, когда я уже буду в Мехико?
Я был осторожен, ни в коем случае не желая ввязываться в раскол Союза. Меня интересовали, во-первых, Мексика, во-вторых, Техас, в-третьих, обе Флориды. Я никогда не собирался делаться королем Кентукки. Тем не менее Джефферсон счел, что именно тогда я замыслил измену.
— Вы должны отобедать у нас до вашего отъезда.
— Но ведь миссис Мерри больна.
— Только в Вашингтоне, где она страдает от острого «джефферсонита». Филадельфия благотворно исцеляет ее недуг.
— С удовольствием у вас отобедаю. — Я говорил искренне. Мне нравилось пренебрежение миссис Мерри к нашей империи. Кстати, в связи с гордым заявлением Джефферсона, что с прибавлением территории Луизиана Соединенные Штаты стали второй державой в мире, она мне сказала: «Ваш президент сошел с ума! Африка намного больше, а народ ее намного черней даже виргинцев, зато в Лондоне гораздо больше белых, чем во всей „империи“ мистера Джефферсона. Запомните мои слова: вы, несчастные, еще будете умолять, чтобы мы взяли вас обратно, но мы никогда уже этого не сделаем!»
Вскоре после нашей встречи в гостинице «Эллер» полковник Уильямсон уехал в Англию, чтобы сообщить премьер-министру Питту, что я согласен возглавить поход в Мексику. Между тем Чарльз Бидл устроил обед в мою честь. Позвали и моего старого друга, испанского посланника дона Карлоса Ирухо. Его любили, особенно благодаря жене, дочери Маккина — губернатора Пенсильвании.
До покупки Луизианы дон Карлос был близок с Джефферсоном. Теперь отношения испортились. Дон Карлос считал, что Франция не имела права продавать Луизиану, испанскую территорию. Он заявил протест государственному секретарю Мэдисону, и тот отрезал: «Франция получила Луизиану от своего союзника — Испании. Франция имеет право делать что вздумается со своей собственностью». То есть Бонапарт — хозяин Испании. Затем Джефферсон подписал принятый конгрессом законопроект, в котором утверждалось, что Западная Флорида якобы оговорена в купчей на Луизиану, хотя это, конечно, не соответствовало действительности. Дон Карлос, понятно, пришел в ярость. Он был вспыльчив, по-английски говорил без акцента и любезно всех угощал превосходными сигарами.
— Нравится Вашему превосходительству в Филадельфии? — И дон Карлос поднес спичку к сигаре, которой только что меня угостил.
Я блаженно затянулся. Сказал, что всегда рад повидать филадельфийских друзей, старых и новых.
— Я вот тут даже разговаривал с вашим коллегой мистером Мерри. — Я знал, что рано или поздно дон Карлос узнает о нашей встрече. — Мы обсуждали протокольную войну в президентском дворце.
— Ужасно! — Дон Карлос на самом деле расстроился — или сделал огорченный вид. — Перед обедом президент стоял между моей женой и миссис Мерри. А когда пригласили к столу, оставил обеих дипломатических жен и подал руку миссис Галлатэн. Чем оскорбил Англию, Испанию и нас с мистером Мерри!
Я удивился, что дон Карлос отнесся к этому столь же серьезно, как и мистер Мерри, хотя от мистера Мерри я не ждал ничего другого.
— Боюсь, наш президент действительно верит, что все белые созданы равными.
— Merde! — выругался испанский посланник в Соединенных Штатах. Затем у нас состоялся приятный разговор, и я сказал ему, что считаю притязания мистера Джефферсона на Западную Флориду обоснованными. Я выразил мнение, что побывать там этим летом было бы для меня небесполезно.
— Я дам вам паспорт, когда захотите. — Дон Карлос весьма любезно улыбнулся. Как бы ни занимало его мое будущее, он ограничился вопросом, будет ли он иметь честь меня видеть, когда на пустыресоберется следующая сессия конгресса. Я сказал, что он увидит меня в Вашингтоне и я счастлив буду рассказать ему, что думаю о положении в обеих Флоридах.
— Генерал Уилкинсон говорит, что вы добрый друг Испании. — Может быть, дон Карлос что-нибудь заподозрил? Вряд ли.
— Нельзя остаться равнодушным к Испании, особенно сейчас, когда она страдает по вине Бонапарта. — Я счел уместным подобное выражение участия, ему оно явно понравилось, и он со своей стороны тоже решил оказать мне любезность:
— Губернатор Нью-Джерси просил моего тестя, губернатора Пенсильвании, подвергнуть вас экстрадиции за убийство.
— Когда просил?
— Депеша пришла сегодня утром. Давайте-ка лучше я завтра же утром выдам вам паспорт.
— Вы очень любезны.
— Мой тесть — ваш почитатель, полковник. Как и все мы. — Вежливый поклон. Я понял, что надо как можно скорее бежать из Филадельфии.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Несколько дней у меня ушло на то, чтобы выудить последнюю часть мемуаров. Полковник повторялся, терял нить. А сегодня утром он опять стал самим собой и заставил меня снова пройтись с ним по тексту, внести изменения, кое-что добавить, отшлифовать.
— Это ведь важнейшие доказательства. Одно неверное слово, и меня снова обвинят в государственной измене.
— Чем, — спросил я, — отличается версия мистера Джефферсона от вашей?
— По его версии, я предложил Мерри свои услуги как английский агент, готовый на раскол Союза. — Полковник покачал головой. — Знаешь, люди слышат в твоих словах только то, что хотят услышать. Бедный Мерри так хотел, чтобы я согласился на его план раскола Союза, что в конце концов решил, что я и на самом деле согласился. Но мне от него было нужно только одно — английскую флотилию в Веракрус и сто тысяч фунтов.
Сегодня к нам явилась гостья.
— Миссис Киз, — возвестил мистер Крафт таким тоном, будто открещивался от предстоящего совращения сей особы.
— Я не знаю никакой миссис Киз. — Полковник курил сигару. — К тому же не уверен, что правила приличия позволяют принимать леди в такой поздний час и в дезабилье. Тем не менее приготовьте ее к худшему, мистер Крафт. Чарли, будь начеку! Вдруг ее подослала мадам, чтоб скомпрометировать меня самым подлым образом. — Он явно развлекался. Еще больше он развеселился, когда явилась названная леди с большой корзиной.