Вице-президент Бэрр
Шрифт:
— Миссис Овертон! — Полковник ликовал. — Овертон, мистер Крафт, не Киз.
— Именно Киз, полковник! — сказала миловидная пожилая дама лет пятидесяти с румяными от природы щеками и шотландским акцентом. — Я снова вышла замуж.
— Мистер Овертон?..
— Умер! — сказала она радостно, так уж она была устроена. — Я принесла вам настоящий ужин, полковник, я же знаю, что такое удар. О, я изучила удар как свои пять пальцев. А индейку всегда хорошо жарила.
— О да! — Полковник объяснил, кто эта леди. — Я познакомился с отцом миссис Киз во время Революции…
— Какая встреча! — Миссис Киз начала резать индейку, еще теплую после духовки. — Просто сказка! — Она пророкотала вирши сэра Вальтера Скотта на шотландском. Мы не поняли ни слова.
— Недалеко от квебекских высот, — продолжал полковник, — я отправился к ручью напиться с пистолетом наготове и увидел у самой воды английского офицера…
— Шотландского, полковник.
— Шотландский офицер оказался вашим отцом. Так вот, оба мы не знали, что делать. Встреча двух вражеских офицеров в подобных обстоятельствах уставом не предусмотрена. Тогда отец ее предложил мне глоток воды из фляги, я положил пистолет и стал пить. Затем он поделился со мной конским языком, а я последней луковицей, мы с полчаса поболтали о том о сем и поклялись после войны встретиться и продолжить знакомство.
— И они встретились через тридцать шесть лет в имении моего отца в Шотландии…
— А сейчас тому уже больше шестидесяти лет! Господи! — На лице полковника изобразилось истинное страдание. — Шестьдесят лет! Зачем я живу? Нелепость. Все, все умерли, кроме меня.
— Президент Мэдисон еще жив, — сказал я.
— Верховный судья Маршалл еще жив. — Мистер Крафт произнес великое имя, как заклинание.
— Но я же должен их пережить, верно?
— И непременно переживете, если вас хорошо кормить. — Последовала еще одна громогласная непонятная цитата, на сей раз из Бернса.
Мы чудесно отужинали, и миссис Киз рассказала нам, что первый муж разорил ее. Теперь она держит со своим вторым мужем пансионат на Бродвее у Боулинг-грин.
— Там для вас две прекрасные комнаты, полковник, в цокольном этаже, но очень светлые, выходят в прелестный зеленый сад.
— Дорогая моя девочка, я боюсь, что цены в том районе…
— Платите, сколько хотите!
Мы с мистером Крафтом переглянулись. Полковник допустил ложный шаг, если тут уместно такое выражение.
— Скажите, — спросил полковник, — а чей это дом? Я когда-то знал все дома от Боулинг-грин до Уолл-стрит наперечет.
— Так это же дом старого губернатора Джона Джея.
— Моей радости нет предела. — Полковник ликовал. — Мистер Джей по крайней мере хоть разок перевернется в гробу, если я окажусь в его погребе.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Осень стоит холодная и тоскливая. Идут выборы. На каждой стене читаешь: «Долой аристократию!» Говорят, этот демократический лозунг — изобретение элегантного мистера Ван Бюрена; его кандидат в губернаторы должен победить кандидата вигов. Мистер Дэвис и Леггет с головой ушли в кампанию, и я их избегаю.
Элен мне досаждает. Целыми днями не вылезает из дому. Я думаю о ней. Я всех ненавижу.
К счастью, полковник Бэрр безмятежно живет в двух комнатках, которые миссис Киз ему предоставила. Хотя в них не так светло, как она описывала, зато жарко, как в духовке, где жарятся ее индейки, и старичок-паучок счастлив. Полковник так забил обе комнатки мебелью, книгами, картинами, что посетитель должен расчистить место, чтоб сеть рядом с софой, где он возлежит возле столика с портретом Теодосии. Между прочим, он приобрел черного слугу и послал его за чаем, когда я навестил его впервые.
— Очень приятный человек, — сказал полковник. — Работал у Де Уитта Клинтона, ни больше ни меньше! Бедный старик. Боюсь, он немного не в себе. Иногда принимает меня за Де Уитта Клинтона и приносит мне бутылку виски, я делаю вид, будто пью, просто чтобы не потерять его уважения.
Полковник спросил о конторе. И хотя он все еще готовит дела, молча подразумевается, что он больше не появится на Рид-стрит и не переступит порог суда. В это трудно поверить, но Аарон Бэрр наконец — инвалид.
— Я ждал тебя. — Кипы документов и газетных вырезок устилали пол около софы. — Я советовался с Сэмом Свортвутом. Толку от него немного. Память хуже моей. Но Сэм отыскал письма, которые он писал своему брату Джону с Запада, а они пригодятся.
Шумно вошла миссис Киз, желая накормить постояльца, но тот не хотел кормиться.
— Вы даже не представляете себе, мистер Скайлер, какая для меня честь, что он тут! — Она тотчас удалилась, издав шотландский боевой клич.
Бэрр высказывается о ней — как бы это сказать? — насмешливо: «Женщины играли немалую роль в моей жизни, хорошо бы поговорить о них открыто, но — увы! — кодекс чести не позволяет. Я не умею, как Гамильтон, целоваться и писать об этом в газетах».
Затем полковник показал мне свой портретик в возрасте лет тридцати.
— Собственность недавно скончавшейся дамы. Сын мне передал.
На портрете полковник удивительно красив: полные губы, прямой нос, огромные мечтательные черные глаза. О чем он мечтал?