Вид из окна
Шрифт:
— Павел, не стоит, — попыталась остановить его Вера.
— Дэвид? — воззрился на американца Павел. — Может — дэвил?
Американец вдруг заговорил на приличном русском.
— Я рад вас видеть, Павел Сергеевич, я всё хорошо понимаю. Вам, наверное, хочется набить мне лицо.
— Хочется? Да я, твою мать, еле сдерживаюсь!
— Павел, — Вера взяла его за руку, и он несколько обмяк.
— Но вы должны понять, я сделаю для Вероники всё. Я сделаю её счастливой. Скоро она получит гражданство. Мой отец сенатор, я бы очень хотел, чтобы вы познакомились. Наши страны партнёры…
— Ага, партнёры, то вы в нас поплюёте, то мы поутираемся. Я думал, невест только дикие горцы крадут.
— Я не крал, мы всё обсудили с Марией Васильевной. Павел Сергеевич, вы должны мне поверить, я очень люблю вашу дочь. — Дэвид, как мог, выражал искренность на своём лице. — Видите, я даже специально учу русский язык.
Он напирал своей искренностью так, что Словцову пришлось опустить глаза.
— Мы хотели к тебе приехать, пап, — сказала Вероника.
— Павел, если девочка счастлива, что тебе ещё нужно? — тихо спросила Вера.
— Я чуть с ума не сошёл, когда она осталась в чужой стране, — так же тихо ответил Словцов.
— Вы можете приехать к нам, — сказал Дэвид, — у Вероники своя часть дома. Она много работает в библиотеке, прекрасно владеет языком.
— Это не со мной, — сам себе прошептал Павел, вслух же добавил: — Бог вам судья. Моё воспитание оказалось никудышным. — Сделал пару шагов, потом остановился и сердечно посмотрел на Веронику: — Дочка, ты помнишь, как я читал тебе в детстве?
— «Сказку о царе Салтане», «Руслан и Людмила»… Помню, конечно…
— Это была сказка о моей семье…
Павел пошёл сквозь толпу. Вера осталась стоять, тревожно глядя ему вслед, потом о чём-то заговорила с Вероникой. Павел же, прорвавшись через море мечущихся тел, упёрся в стойку бара. И первым, кого он там увидел, был Егорыч, пригласивший его в день приезда на север в качестве третейского судьи за свой стол. Он сидел спиной ко всему происходящему и был безразличен ко всему окружающему. Правой рукой он медленно прокручивал стакан с каким-то напитком. Похоже, виски.
— Егорыч? — окликнул его через плечо Павел.
— Так точно, — крутанулся тот на табурете и расплылся в свою бороду улыбкой: — О! Земеля! Ну, земля круглая, а Россия маленькая, я так понимаю, давай к моему шалашу. Я тут пассию свою не дождался. Сижу, думаю, какого хрена я здесь штаны протираю?
При слове «пассия», Павел вспомнил о Вере, повернулся, стал искать её глазами. В нижнем мельтешении увидеть её не удалось, а вот наверху — в ложе, увидел всех троих. Официантка как раз принесла им что-то в бокалах.
— Выпьешь? — спросил Егорыч.
— Обязательно, — ответила за Павла обида.
— Сколько?
— Ещё подвозить придётся.
— По нашему, — похвалил Егорыч. — Я вискаря балую. Английское пойло, но тут надо в аристократа играть. Меня и так сюда пускать не хотели. Фейсом не вышел. Борода, понимаешь, напоминает им о моджахедах, будто русские бороду не носят.
— И как удалось пройти?
— Сто евро на оба глаза — и я бритый, и свитер мой никому не мешает. Да, вот, похоже, зря тратился, дамочка меня кинула. А я вчера из-за неё в «Праге» зарплату буровика оставил.
— Тяжёлый случай, — равнодушно посочувствовал Словцов.
— Да у тебя я тоже вижу дела не фонтан.
— Рванём по маленькой?
— Полыхнём, — согласился Егорыч, чокаясь, — тебя, вроде, Павел зовут?
Две девчушки примостились рядом, и одна из них подрулила с неподкуренной сигаретой. Стараясь быть вальяжной и значимой, спросила:
— Извините, господа, у вас можно подкурить.
— Для вас, милое дитя, хоть факел! — растаял Егорыч, щёлкнув зажигалкой.
— Спасибо, — собралась, вроде, возвратиться к подруге девушка.
— Девушка, меня зовут Василий, можно также называть Егорычем, и, если я вас сейчас не угощу достойной выпивкой, вечер можно считать безвозвратно потерянным и бесцельно потраченным.
— Аля, нас угощают, — похоже, она только этого и ждала, и позвала готовую сорваться с места подругу.
— Это Алиса, — представила подругу девушка, — а меня зовут Ира.
— Василий, — представился Алисе Егорыч, одновременно поманив бармена.
— Павел, — нехотя представился Словцов, кивая бармену повторить.
— А нам «отвёртку», — попросила Ира.
— Правильно, — одобрил Егорыч, — затянем шурупы!
Девочки послушно хохотнули. Павел смотрел на них с нескрываемой печалью.
— Я здесь впервые вижу человека с такой пышной бородой, — сообщила Алиса.
— О, сначала у меня были усы, как у Чапаева, — похвастался Василий.
— Чапаев? Это кто? — озадачилась Ирина.
— Ира, — одёрнула её Алиса, — читать надо. Это у Пелевина. «Чапаев и пустота». Книга такая.
— Пелевин — это кто? — в свою очередь наморщил лоб Егорыч. — О чём они? — спросил он у Павла.
— О пустоте, — ответил тот.
— Вы девочки про Чапаева не слышали? — спросил Егорыч.
— Ну вот я читала, у Пелевина, но ничего не поняла, — призналась Алиса.
— А я думал, про него только Фурманов писал.
— Пелевин — это современный писатель, это постмодернизм, — пояснил Павел.