Вид из окна

Козлов Сергей Сергеевич

Вот только золотых куполов на Арбате не осталось. Постарались богоборцы. И вспомнились вдруг свои собственные стихи, ещё юношеские. Когда в одном из сибирских городов увидел наклонившуюся, как пизанская башня, заброшенную колокольню…

С неба синего падает звонница, А монголо-татарская конница Не бывала здесь, как это помнится, Отчего же ты падаешь, звонница?..

— Мужчина, не поможете?

Пелену

созерцания пробил вопрос, заданный худощавым парнем лет тридцати пяти. Одет он был невзрачно: старенькое пальтишко, на котором не хватало пуговиц; затёртые, застиранные, замызганные джинсы, заправленные в стёртые армейские берцы; на шее свалявшийся в обрезок каната шарф, как черта былой интеллигентности и некой творческой жилки; серый, давно не стираный свитер. А вот лицо было гладко выбрито и вполне осмысленно. В серых потухших глазах знакомая Словцову безысходность и грусть, и полное равнодушие ко всему окружающему.

— Денег надо? — догадался Павел.

— Рублей пятьдесят, — подтвердил парень, — я вижу, вы человек добрый и не жадный. Я сразу вижу, уже научился определять.

— На выпивку?

— На что же ещё? В самом дешёвом кафе полста грамм выпить — на это и хватит.

— Местный?

— Да, я тут недалеко в коммуналке живу.

— В коммуналке? Я думал, такого вида жилья уже нет.

— Как же. Хватает ещё. Пока какой-нибудь строительной компании дом или пятно под строительство не приглянется. Меня Пашей зовут, — вдруг представился он.

— А меня Павлом, — подчеркнул разницу Словцов.

— Значит тёзки, значит, сам Бог велел, — мелькнула радость на лице Паши.

— Уболтал, — усмехнулся Словцов, — пойдём в какое-нибудь кафе, только имей в виду, я не пью.

— Счастливый, — притворно позавидовал Паша.

— Сейчас, вроде, да…

— Меня в кафе сразу срисуют, да и знают уже, — потупил взгляд Паша, — взять бы просто, да втихушку на улице…

— Нарисуем чего-нибудь.

Арбат не испытывал недостатка в заведениях. Павел порылся в карманах, ощущая шелест собственных сбережений и карточку Веры. Почему-то захотелось сделать этому тёзке приятное. Он нырнул в ближайшее кафе и у стойки бармена попросил бутылку коньяка с собой, пластиковые стаканы и плитку шоколада. Такое требование не вызвало никаких нареканий. Плати — и только.

Паша терпеливо ждал у входа. Словцов молча протянул ему пакет.

— Ого! — заглянул тот внутрь. — Вы же не богатый человек?! Значит, как это сказать, тоже не от мира сего.

— А кто ещё? — улыбнулся Павел.

— Я.

— Ну, это я сразу понял. Вряд ли это исцелит твою душу, — Словцов кивнул на пакет.

— День проживу, и ладно, — вздохнул Паша.

Словцов подумал, достал из кармана ещё пару сотенных и протянул их страдальцу.

— Может, поесть захочешь.

Паша взял деньги, постоял о чём-то раздумывая, и сказал Словцову то, что он знал и сам:

— Москва огромная, таких, как я, тут бродят тысячи, десятки тысяч, всех не прокормишь. Да и не все те, за кого себя выдают.

— А я сам случайный гость на этом празднике жизни, — ответил Павел, — и даже не знаю, за кого мне себя выдавать.

— Вот незадача, — переменился в лице Паша, — не успел смотаться. Ну, теперь всё…

Что — «всё», Словцов понял, когда к ним подошли трое молодых бритоголовых парней в кожаных куртках. По выражению пренебрежения ко вся и всем на их лицах и размеренной походке, несущей драгоценную вязь мускулатуры, не трудно было догадаться, что это типичные «хозяева жизни». Не обращая внимания на Словцова, словно его и не было, они сразу окружили Пашу, бесцеремонно заглянули в пакет. Один из них лениво, словно выполняя нелюбимую работу, спросил:

— Ну вот, коньяки пьёшь, а долг возвращать не хочешь. Достал ты, Паша.

— Жень, дайте ещё немного времени, я найду деньги, — без всякой надежды попросил Паша.

— Да откуда тебе их взять? Бутылки сдашь? За комнату твою в коммуналке, может, кто и даст чего, но ты же у нас интеллигент, бомжевать не хочешь.

Вся троица дружно хохотнула. Паше слегка дали под дых, и он согнулся. У Словцова была в этот момент возможность уйти, и он бы так и поступил: какое ему дело до чьих-то разборок, но в этот момент он напоролся на взгляд Паши. Снизу вверх. В нём не было мольбы о помощи, осуждения, а только едва уловимая ирония: ну что ты можешь изменить в этом мире? И Словцов, сам от себя не ожидая, вмешался:

— Господа, известно ли вам, что человек создан по образу и подобию Божьему?

Сначала его не услышали, или сделали вид, что не услышали. Это был особый порядок поведения у таких ребят. Потом старший таки повернулся.

— Ты чё несёшь?

— Я несу свой крест, а вы, господа?

Вся троица вопросительно переглянулась. Старший даже нахмурил лоб, чтоб усилить внешний эффект понимания речи Словцова. Потом сделал благородный жест:

— Слышь, ты определись, чё тебе надо? Тебя никто не трогает, мы с другом детства беседуем, а ты вмешиваешься. Нехорошо, не интеллигентно. Идите, пожалуйста, гражданин.

От последней его фразы дружки заржали, по ходу обменявшись проходными матерками. Павел же, легко уловив тон Жени, продолжил в его тональности.

— Уважаемые, приношу свои искренние извинения, что помешал вашей дружеской беседе, но не могу ли я узнать, сколько вам задолжал ваш друг детства?

После такой тирады вожак Женя посмотрел на Словцова уже с явным интересом. Оглянувшись на товарища, он произнёс, видимо, его кличку:

— Балкон?

Павел сразу понял, почему этого парня прозвали «Балконом». За квадратную, далеко выступающую вперёд нижнюю челюсть. Он быстро достал из кармана записную книжку и торжественно огласил:

— Двенадцать тысяч триста восемьдесят два рубля, не считая сегодняшних процентов.

— Слышал? — продолжил общение Женя. — Таких денег ему не найти, не успеть заработать, потому что завтра будет больше. Он может, конечно, загнать риэлтерам свою лачугу, а больше у него ничего нет. Не можешь отдать, не бери в долг. В одном дворе живём, нехорошо соседей обманывать.

И тут вдруг очнулся Паша, который затравленно наблюдал за происходящим со стороны.

— Не вздумайте платить, вы сегодня заплатите, а завтра они найдут, за что я им должен ещё.