Вид из окна
Шрифт:
— Как скажешь. — На минуту Вера задумалась, но всё же решилась сказать. — Для тебя я тоже сделаю всё, чтоб тебе до конца жизни уже не пришлось нигде и никому служить.
— Догадываюсь, — благодарно улыбнулся Астахов, — но служить я привык, как дышать.
— Дальше будет уже твоё дело.
— А вот моё дело, это интересно, давно мечтал открыть свой клуб единоборств.
— Тебе и карты в руки. И спасибо…
— Не за что…
5
Вечером Вера привезла Словцову листы факсов. Не комментируя, положила на стол в гостиной. Павел прочитал их, понимающе поиграл бровями и спокойно заявил:
— Мне кажется, я знаю продолжение этого романа.
— Со мной не поделишься?
— Сначала с бумагой.
— Это что, игра такая, в пророка?
— Вера, упаси Бог! Я вообще ни на что не претендую. Но если убрать загадку рождения произведения, оно просто потеряет смысл. А пишу я больше для того, чтобы чем-то занять себя.
Вера вдруг поймала себя на совершенно отвлечённой мысли и, сама не зная зачем, высказала её:
— От тебя сегодня не пахнет больницей…
— Полчаса отмокал в душе. Лиза помогла мне заклеить пластыри куском полиэтилена, доктор сказал, что марганцовка доведёт лечение.
— Лиза помогала?
— Да. Тебя что-то смущает?
— Нет, ничего, — ответила Вера, хотя вновь поймала себя на мысли, что, пожалуй, в этот момент приревновала Словцова, хотя не имела на это никакого права. С одной стороны, чем они тут целый день занимаются? С другой — что это за глупая ревность? Ревность — это уже признак чего?
Павел заметно растерялся, но на выручку ему пришла бесцеремонная Лиза. Выглянув из коридора кухни, она мгновенно срисовала ситуацию, да, по всей вероятности, ещё не забывала подслушивать.
— Вера Сергеевна, да не трогала я вашего поэта! Он сам пришёл! И не мучайте себя ненужными подозрениями, мне он нравится только, как человек, а как мужчина — не в моём вкусе.
— А мне нравится… — сорвалось у Веры, и она попыталась тут же исправиться, — точнее, мне не нравится, Лиза, что ты подслушиваешь и вмешиваешься в чужие разговоры.
— Не больно-то надо! Вы бы ещё перед микрофоном на радио беседовали. Сами знаете, какая в этой комнате акустика, как в театре.
Зависшую в воздухе неловкость заткнули впервые за долгое время телевизором. Огромная плазменная панель на стене, подчиняясь командам с пульта в руке Веры, как патроны, перезаряжала программы. Павел просто сбился со счету. Антенна на крыше, похоже, отличалась эфирной всеядностью. Вера же проскочив, как минимум, три десятка вернулась к новостям на первом канале.
— Ну, чего они хотят? — возмущенно прокомментировала она предыдущий винегрет. — Насилие, безнравственность и глупость! И бредят при этом гражданским обществом! Больные на всю голову! Вот смотри и в новостях каждый день… — и осеклась.
Диктор на фоне аэропорта Домодедово рассказывал об очередном покушении на крупного бизнесмена… Юрия Хромова. Покушение произошло вчера на Каширском шоссе. По машине Хромова произведён всего один выстрел. Бизнесмен был ранен и доставлен в институт Склифосовского, где ему была сделана успешная операция. Водитель сумел вывести машину с линии огня и не пострадал. Ведётся следствие, отрабатываются, как водится, сразу несколько версий.
Сюжет сменился. Вера сидела, в буквальном смысле открыв рот. Она смотрела на экран, Павел на неё. Через минуту их взгляды встретились.
— Что ты там писал о неслучайной баллистике?
— Значит, мне всё-таки досталась его пуля, — задумчиво поджал губы Словцов.
— Зачем было ехать за ним сюда, чтобы в итоге выстрелить в Домодедово?
— А там в него стрелял другой человек, — уверенно заключил Словцов.
— Тогда многое объясняется… Но не всё. Факсы эти дурацкие…
— Что объясняется?
— Павел, когда-нибудь я тебе многое расскажу, и, возможно, тебе захочется от меня отвернуться, уйти и больше никогда не возвращаться, ни за какие деньги. Но сейчас мне просто страшно, страх, правда, не животный, а какой-то метафизический.
— Я не боюсь смерти, — сказал вдруг Павел.
— Совсем? Это невозможно.
— Нет, это пришло в своё время, как осознание ужаса жизни. В последнем романе Воннегута «Времятресение» есть фраза, которую он приписывает Марку Твену: "С тех пор, как я стал взрослым, мне ни разу не захотелось, чтобы кто-нибудь из моих покойных друзей возвратился к жизни". По-моему, исчерпывающе.
— У меня нет детей, значит, и мне бояться не стоит, — обречённо согласилась Вера.
— У Веры должна быть вера.
— Надо ехать в Москву… Хромов всё-таки друг. Друг семьи даже. Он знал Георгия. Вместе они когда-то начинали. Поедешь со мной?
— Я же на работе, — улыбнулся Словцов, — тем более, сто лет не был в столице. Наверное, со времён перестройки.
— Тогда готовься к шоку.
— Шок — это по-нашему, — передразнил рекламу Павел.
— Ты не возражаешь, если я чего-нибудь выпью. Позабористей. Текилу какую-нибудь.
— А мне кофе, — попросил Словцов.
— Лиза! — крикнула в сторону кухни Вера. — Выпить хочешь?!
6
По своим комнатам расходились с чувством какой-то недосказанности. Вера и Лиза, правда, повеселели, после того как выпили три раза «текилу-бум». Но алкоголь либо притупляет, либо обостряет. В случае с Верой это был второй случай. В сущности, каждый знал, чего ему в этот момент не хватает, но сознательно не определял этого желания. И так, с ощущением разочарования неопределённой этимологии разбрелись по спальням.