Вид из окна
Шрифт:
— Да, мне кажется, я ему там не нужен. Советы по заживлению огнестрельных ранений дать? Он же бинты на себе порвёт, как Багратион, когда нас вместе увидит.
— А вечером тебе придётся сопровождать меня в высший свет. Пойдём в один элитный клуб.
— Странное у нашего высшего света обыкновение встречаться в кромешной тьме.
— Не бурчи, ты на работе.
— Спасибо за напоминание. А до вечера я могу погулять по Красной площади, по старой Москве, по Арбату?
— Эх, Паш, — нарушила она конвенцию об имени, — с каким удовольствием я бы прогулялась с тобой?!
— Маша, когда не знала, как уменьшительно-ласкательно называть меня, то переняла манеру дочери, они обе звали меня просто — Па.
— Па, как в танце. Получается Павел и папа вместе.
— Точно. А я, пока летел, решил, что героям моего романа лучше уехать отсюда, куда подальше.
Вера остановилась. Пристально посмотрела Павлу в глаза.
— Ты, случайно, мысли не читаешь?
— Нет, просто мы с тобой, если можно так выразиться, вибрируем в одном физико-биологическом ритме. По-идиотски, конечно, звучит, но упрощённо — именно так. А ты что, хочешь предложить мне уехать куда-нибудь на конец географии?
— Не знаю, — честно призналась Вера. — С твоим появлением я перестала знать, чего я хочу в обозримом будущем. Мне почему-то не видится светлое безбрежное счастье. Я, пожалуй, могу твёрдо сказать только о настоящем, мне не хочется, чтобы ты уходил, уезжал, исчезал.
— Вер, ты меня на улице подобрала, я всё равно буду чувствовать, и знать это. Просто — случайный изгиб судьбы.
— Ты же сам не веришь, что он случайный?
— Не верю, но так принято считать. А вообще, я постоянно ловлю себя на мысли, что всё, так или иначе, вращается вокруг твоего имени, верю — не верю. Игра такая есть детская. В результате выигрывает тот, кто больше и лучше наврёт. Мы с тобой обманываем сами себя, но есть кто-то, кто хочет обмануть нас обоих.
— Кто?
— Не знаю, но обязательно есть. Может, тот, кто шлёт тебе факсы.
— Ну, только не Хромов.
— Нет, конечно, Хромов предсказуем, как голодный первобытный охотник.
Разговор пришлось прервать, потому что они попали в густую гребёнку таксистов, вычёсывающую из толпы пассажиров клиентов и простофиль. Казалось бы, Вере Сергеевне должно было быть наплевать, с кем и за сколько ехать, но она шла сквозь их наглые зазывания, высоко подняв голову. Да и приставали в основном к Павлу, которому действительно было всё равно. «Такси, такси», — шептали они своё заклинание со всех сторон.
— Ты их что, по маркам машин будешь выбирать? Или по физиономиям?
— Я этих рвачей вообще выбирать не буду, в космос слетать дешевле, чем пользоваться их услугами, — обрубила, будто помнила, когда последний раз ездила на такси, — мы поедем вон с тем пожилым человеком, — Вера указала взглядом на седого крепкого мужчину лет шестидесяти пяти, стоявшего особняком чуть в стороне и не проявлявшего к пассажирам никакого внимания.
Увидев Веру, он заулыбался, пошёл навстречу, поцеловал её, потом бросил резкий оценивающий взгляд на Словцова. Павел буквально почувствовал, как его прошили рентгеном. «У этого дяди некий профессиональный взгляд», решил он.
— Михаил Иванович Зарайский, — представила Вера, — отец Георгия, генерал в отставке.
«Во как», получил подтверждение своим догадкам Павел и протянул руку.
— Словцов Павел Сергеевич, сержант запаса, — представился он.
— Вольно, сержант, — усмехнулся Зарайский, отвечая на рукопожатие, потом повернулся к Вере и объявил ей: — Я рад за тебя, особенно рад, что он не из сальных богатеев.
— Михал Иваныч! — смутилась Вера. — Я же ещё и слова вам не сказала!
— А мне и не надо ничего говорить, я и так всё вижу, я же радуюсь за тебя, искренне.
— Михаил Иванович генерал этого… как его… Гэрэу, — пояснила Словцову Вера.
«Вот откуда хорошие стартовые возможности для сына», уяснил Павел.
Машиной, в которую пригласил их Зарайский-старший, оказался прошедший евроремонт ЗИС 115, сталинский ампир автомобилестроения. Павел одобрительно покачал головой, осматривая боевого генеральского коня.
— Наш ответ Чемберлену, — подмигнул ему Михаил Иванович, — терпеть не могу все эти современные приплюснутые тачки. Тачки — они, чтобы песок в лагере таскать. А это — машина.
— Согласен, — подтвердил Павел. Ему тоже нравилась основательность ЗИСа.
— Вера, правда, немало вложила в его вторую жизнь, зато приятно посмотреть в лицо владельца «Ламборджини», когда мы его делаем на трассе.
— А делает?
— Ну, во всяком случае, тягаться может. Не в моём возрасте в догонялки играть. Уж если только достанут сильно. Вера, куда тебя везти, где нынче остановишься?
— Павлу интересен будет центр. Пробки, конечно, но я сама с удовольствием подышу исторической Москвой. На Арбат, Михаил Иванович.
Даже на Каширском шоссе ощущалась плотность движения. Теснота эта после таёжных просторов настораживала, даже немного пугала. Ипподромный ритм жизни, называл такую суету Словцов. Мегаполис, как и положено, напоминал муравейник, кричал и мигал рекламами, укрывался от глаз Божьих смогом и всё же дышал наступающей весной.
— А кто у нас Павел? — спросил генерал.
— Поэт, — опередила Словцова Вера.
— Настоящий?
Павел пожал плечами. Но всё же сказал.