Вид из окна
Шрифт:
— Будем проверять. Если он видел кого-то очень похожего здесь, значит, его можно найти и высветить…
— Меня волнует другое, Михалыч, — остановила служебное рвение Вера, — если вдруг, это окажется… Если он жив, хотя мы с тобой оба видели, что осталось от джипа… Я из окна видела, как он садился в машину…
— А меня в то утро зачем-то попросил догнать его уже на трассе… — теперь уже с подозрением вспоминал начальник охраны. — Вообще, я бы сначала подумал что-нибудь на Словцова, подумал бы, что он преследует какую-то собственную цель, но у меня тоже есть профессиональная интуиция. И она мне даже не подсказывает, она мне кричит: этот парень типичный ботаник! Его главное отличие от нас в том, что он не от мира сего.
— Андрей Михалыч, тебя с Георгием связывает много большее, чем со мной, — наконец заговорила о главном Вера, — и если… Что мне ждать? Я уже не та, что была восемь лет назад. В общем, сейчас я даже не хочу его возвращения. Всё уже выплакано, всё бурьяном поросло…
— И появился Словцов, — закончил мысль Астахов, даже если Вера не хотела об этом говорить.
— И появился Павел.
— Меня с Георгием Михайловичем связывали честные трудовые отношения. С его отцом — да, там большее. Но мои трудовые отношения прекратились, когда я застал на дороге обгорелый остов джипа. А если он жив, даже раньше: когда он перестал доверять мне.
— Каким образом он мог остаться жив?
— Самым простым. Посадить в машину кого-то вместо себя. Кого-то очень похожего. Старый, как этот мир, приём. Мы же не проводили никаких экспертиз. Да и какие экспертизы в братской могиле.
— Но утром я сама закрыла за ним дверь! Хотела поехать с ним, но в последний момент передумала.
— Бог отвёл.
— Да нет, он сказал, что сейчас я ему буду только мешать.
Они замолчали, каждый по-своему вспоминая то роковое утро. Вера же так и не услышала ответ на свой главный вопрос. Но Астахов её опередил.
— Вера Сергеевна, как бы там ни было, я на твоей стороне. Я умею ценить доверие, и я помню, откуда у меня есть всё, что у меня есть. Мне начать отрабатывать версию Словцова?
— Спасибо, Михалыч, — облегченно вздохнула Вера, — у меня есть ещё некоторые планы, ими я поделюсь позже. И вообще… поделюсь. Как там в Библии? Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому в рай? Надо у Зарайского спросить, где он восемь лет был. А как со Справедливым?
— Вот здесь расклад непредсказуемый, как и сам Справедливый. Одно знаю точно, он в долгу у Георгия. А мы — у него… Мне надо подумать. Очень хорошо надо подумать.
— Ты выглядишь усталым.
— Да, признаю. Бывают такие моменты, когда просто жить устаёшь.
— Тогда мы в этом совпадаем. Пора на пенсию.
Астахов впервые за весь разговор улыбнулся и, посчитав, что тема исчерпана, встал и направился к двери. На пороге он остановился и вдруг спросил:
— Вера Сергеевна, вы чувствуете себя Джульеттой?
— О чём ты?
— О сюжете, — и шагнул за порог.
— Тут Отелло из гроба встаёт, а он о Джульетте, — пробормотала вслед Вера.
Без двадцати одиннадцать Вера отправилась в Ханты-Мансийский банк на встречу с Мизгулиным. Здание банка на улице Мира было не только одним из самых солидных, но, пожалуй, самым красивым. Со стороны оно напоминало рубку океанского лайнера или авианосца. Скорее — авианосца, а улица, в этом случае, превращалась во взлётную полосу.
Дмитрий Александрович встретил её на пороге кабинета. Крупный, подчёркнуто добродушный, с распростёртыми объятьями (мягким баритоном: «Верочка, сто лет не виделись»), он вселял утраченную вчера уверенность. Он вообще был похож на человека, которому без опасения можно доверить не только деньги, но и какие-то секреты. Во всяком случае, за годы делового общения, она ни разу в нём не усомнилась. Усадил её не в кабинете, а на просторной веранде — крытом тонированным стеклом балконе, с которого открывался неплохой вид на «взлётную полосу» улицы Мира. В центре стоял небольшой столик, сервированный для чайной церемонии.
— Как дела? Как жизнь? Кофе, чай?
— И коньяк тоже!
— Вот как! Отлично! В середине дня согрешить можно, если с красивой женщиной. Ты стала ещё прекраснее со времени нашей последней встречи. Вера, если красота спасёт мир, то она будет непременно твоя.
— Дима, — отмахнулась от комплиментов Вера, — если мир и спасёт красота, то явно не моя.
— Это сейчас была философия или поэзия? Вер, я слышал, ты стала проявлять интерес к поэзии? — игриво улыбнулся Мизгулин. — Извини, если это тайна, город маленький…
— Уже не тайна, — вздохнула Вера, — но я по другому поводу.
— Просто я сталкивался со стихами Паши Словцова. Мы с ним вместе учились в литинституте.
— А он, кстати, когда узнал, что я иду к тебе, просил передать привет, — сообщила Вера.
— Спасибо. Эх! Когда ж это было?! — лишь на секунду предался он налёту воспоминаний. — Каким ветром его сюда занесло?
— Можешь не верить, но по объявлению в газете. Вот уж не думала, что ты, Дим, находишь время для поэзии.
— Ну, так все думают, — обезоруживающе улыбнулся Дмитрий Александрович, — вот живём рядом, дела вершим большие и малые, а ничего друг о друге не знаем.
Он вдруг встал и направился в кабинет, вернулся через пару минут, держа в руках две книги.
— Вот, Вер, это тебе. И ему. На память. Передашь от меня привет. Это последнее, что у меня вышло. Бросишь на полку, — небрежно кивнул он на книги, — что у тебя стряслось-то?
— Спасибо, — Вера только мельком взглянула на обложки. — Дим, ты единственный, к кому я могу обратиться.
— О! Это мне льстит! Если я единственный, к кому может обратиться красивая умная женщина. И не бедная! Это значит у меня самого всё в порядке!
— Спасибо за все комплименты оптом. — Вера собралась с мыслями. — Сразу скажу, что не собираюсь делать ничего противозаконного. Чтобы тебе было понятней, сделаю такую оговорку: всё надоело, хочу отдохнуть, хочу поменять многое в своей жизни. В общем… — он снова задумалась, подбирая правильные слова, — часть активов мне хотелось бы оставить в личном потреблении… Как заработанный пенсионный фонд. Ну а часть пусть остается в бизнесе. Холдинг продолжает функционировать. Но моя часть должна уйти вместе со мной…