Вид из окна
Шрифт:
— Этот был явно — ни первое, ни второе, ни, тем более, третье. Так — клерк какой-то. Взгляд у него цепкий. Рыжий, опять же. А у меня на рыжих аллергия.
— Главное, Лиза, на тебя по-прежнему западают, — подвела итог Вера.
— На меня западают, а за вас, Вера Сергеевна, под пули пойдут, — съязвила Лиза, покосившись на Словцова.
— Пойдут, — задумчиво подтвердил Павел.
— Давайте чего-нибудь на дивиди глянем? По-семейному? — предложила Лиза.
— А почему нет? — вопросительно согласилась Вера. — Сто лет ничего
— Я тут как раз пиратские новинки прикупила. Качество, может, и не очень, зато цена…
— Интересно, начнут ли выпускать пиратские книги? — озадачился Павел.
— Уже выпускают. Левые переводы. Мне предлагали участвовать в этом бизнесе, но я отказалась.
— Из чувства справедливости?
— Нет, из меркантильного чувства, прибыль ничтожная.
3
Утром следующего дня Вера собралась на работу, оставив Словцова за компьютером, а Лизу на кухне.
— Постараюсь приехать на обед, — пообещала она Лизе.
— Ага, — едко обрадовалась Лиза, — а то вчерашний я скормила соседской собаке. Меня эта кавказская овчарка очень любит. Нравится ей моя кухня. Вчера подала ей тушеную говядину с овощами. Кавказский рецепт. Островато, конечно, но для неё это национальное блюдо. Так что лапу она мне уже даёт…
— Павел, вроде, никуда не собирается, так что, даже если я не приеду, овчарке достанется меньше.
— Сегодня красная рыба под специальным соусом, который вчера купила. Рис или пюре?
— Спроси у Павла, ты же знаешь, к гарнирам я равнодушна.
Вера хлопнула входной дверью, а Лиза, весьма незлобно скривив ей губы вслед, передразнила:
— Ты же знаешь, к гарнирам я равнодушна… — постояла ещё несколько секунд в задумчивости и крикнула наверх: — Поэт! Кофе будешь?!
— Буду, — отозвался Павел.
Кофе пили на кухне. Молча. Бывают такие моменты, когда хочется что-нибудь сказать, а, вроде как, говорить ничего и не нужно, поэтому возникает особая неудобная тишина, которая шевелится даже не снаружи, а где-то внутри — в поиске хоть какой-нибудь завалящей фразы для начала разговора. Наконец Лиза спросила:
— Будешь торчать у компьютера?
— Нет, хочу пройтись по городу.
— Можно же вызвать машину?
— Это не то. Город надо чувствовать… Ногами.
— Не опаздывай к обеду, хоть ты, — с какой-то извечной обидой попросила Лиза. — Я люблю готовить, но не для себя.
Минут через десять Павел вышел на крыльцо и с огромным удовольствием вдохнул свежий весенний воздух. Говорят, здесь не хватает кислорода. Точнее, приемлемый для организма «о два» на пятнадцать-двадцать процентов в северных широтах заменяет «о три». Подумав об этом, Словцов пожал плечами, пока что он ничего не чувствовал, кроме неспешного дыхания весны.
Сначала он шел без видимой цели, очнулся уже на улице Мира, ощутив её перспективу и простор. «На улице Мира о мире тревога», вспомнилась песня
— Доброе утро, дорогие мои, — поздоровался Словцов и двинулся дальше.
«Если в Ханты-Мансийске есть памятник Пушкину, не Пушкину даже, а великой любви, значит, не всё ещё потеряно», подумал он. Пройдя мимо одноименного городу банка, перешел на другую сторону и остановился у дома-музея художника Игошева. «Если б художники жили в таких домах… — вздохнул он, — у писателей здесь хотя бы один на всех есть». Вспомнилась давняя мечта — домик у моря, где под шум прибоя рождаются бессмертные произведения. Если б кто-нибудь увидел в этот момент кривую и одновременно печальную ухмылку Словцова со стороны, то вряд ли бы понял её сакральное бездомное значение. Так и получилось. Из музея вышел чиновного вида мужчина и скептически сходу заявил:
— Зачем, понимаете, такие музеи содержать за государственный счет?! Да и при жизни баловать не стоит. Художник и писатель должны быть голодными! Тогда они создают шедевры! Проверено временем.
— А лучше всего всех их в концлагеря, представляете, какая там творческая производительность труда? — иронично поддержал, Павел.
— Ну, это, знаете ли, сталинизм… Мы его пережили и осудили. Просто у вас был такой вид, точно вы порицаете расточительное содержание этого дома, и я с этим согласен.
— Да нет, я завидовал, но вы правы, лучше содержать казино, или, на худой случай, ресторанчик… Прибыльнее. — Словцов повернулся и зашагал в другую сторону. В собеседниках он в этот день не нуждался. Но потом вдруг остановился и повернулся к мужчине, который неприязненно смотрел ему вслед.
— Кстати, это не Сталин придумал концлагеря, а Ленин и Троцкий. Иосифу Виссарионовичу ничего не оставалось, как поселить в них приверженцев того и другого. А вы, часом, не враг народа? — прищурившись, с подозрением спросил Павел.
— Псих какой-то, — буркнул мужчина и торопливо запрыгнул в припаркованную рядом иномарку.
Буквально на следующем перекрестке Словцов вышел на комплекс зданий Югорского университета, поразился его размаху и снова заулыбался, увидев скульптурную группу — Платона и Сократа в бронзовых туниках перед центральным входом. «И не зябко ребятам?», поразился их неуместности в общем пейзаже Павел. «Видимо, со своими философами здесь туго». Литые греки о чем-то оживленно дискутировали, не обращая на поэта никакого внимания. Их застывшие движения тоже что-то напоминали, заставляя Словцова напрягать память: где он это видел? Потом вдруг осенило: Минин и Пожарский!