Вид из окна

Козлов Сергей Сергеевич

— Я понимаю, что я тебя уже достал, до печёнки достал и в прямом и в переносном смысле, ты уж потерпи, Володь, мне впервые за долгие месяцы так просто и свободно на душе, вот выпьем ещё коньячку, а потом вызовём тебе такси, — сыпал Словцов.

— С во-ди-те-лем.

— В смысле с водителем?

— Ну… тачку… с водителем дополнительным… Чтобы он мой джип оттартал, куда следует… Есть такая услуга…

— Круто! Так и автобус можно заказать.

— И самолёт… Вертолёт — точно…

— Точ-но! Я увезу тебя домой на вертолёте! Сколько стоит вызвать вертолёт?

— Помню, Шахине заказывали. Час полёта — штука зеленью.

— Тьфу-у-у… Да мы в Москву можем слетать и обратно.

— В Москву зачем? — всерьёз усомнился Володя, потому как понял, что пьяный Словцов способен на

что угодно, кроме подлости и предательства.

— В Москву?.. — в ответ спросил себя Павел. — Да… На хрена в Москву! Ну, прилетим, зависнем над ней, откроем дверь и крикнем! — И тут Словцов действительно закричал: — Мы тут бухаем, и нам плевать на вашу стабильную демократию, рыночную экономику, и вашу Гондолизу Райз!..

— Кондолизу, — поправил Среда.

— Гондо! Без Лизы! И вообще Мадлен Олбрайт с Новодворской на одно лицо! Им в мужья надо по Радзинскому, прест…вляешь, какой тандем будет?!

— Бр-р-р-р… — поморщился Среда, представив.

— Ну, за нас с вами, и за хрен с ними, — налил очередную Словцов.

— Не торопимся?

— Не, в самый раз, будущее за поворотом!

Они симметрично выпили и потянулись к лимонным долькам.

— Знаешь, а я в детстве писал в будущее письма, — признался Павел, морщась и пережёвывая.

— В будущее? Как?

— Смеяться не будешь?

— Над тобой, Павел Сергеевич, не буду. У тебя башка — Дом Советов. Ты даже пьяный на большую советскую энциклопедию похож. Излагай!

— Я опускал бумажки в бутылки и закапывал их в разных местах.

— Бумажки? В бутылки?.. — Володя взял в руки пустую бутылку из-под виски и внимательно посмотрел сквозь стекло. — Но это же в море бросают, когда, типа, на необитаемом острове или кораблекрушение…

— Точно, а я в землю. Я надеялся, что лет через триста кто-нибудь найдёт мои бутылки и прочитает письма пионера Словцова. Думал, уже коммунизм будет построен. Думал, уже таблетки от смерти будут. Ве-рил! Представляешь? Советской фантастики начитался. Полагал, что мы полетим строить справедливое общество на другие планеты. Я же не знал, что придёт Чубайс и нажмёт на рубильник. Всё! Туши свет! Пионер Миша Горбачёв просрал не только социализм, но и всю империю. Его, наверное, немцы в детстве научили…

— Немцы? В детстве? Какие немцы?

— Немецкие немцы. Он во время войны в оккупации жил. В его доме квартировали. За одним столом харчевали. Потом, как ты знаешь, Мишу избрали лучшим немцем. А за ним и Борю. Боря им показал, как надо шнапс употре-блядь… И как их всех товарищ Сталин просмотрел?..

— Сталин — тиран!

— Не говори того, чего не знаешь. Ты же не журнал «Огонёк». Для дураков.

— Факт. Не журнал. Для дураков. А твои письма… В будущее?..

— О! — поймал Словцов утерянную нить. — Я закапывал бутылки на пустырях… Рано утром… Ночью… Сколько закопал — не помню… Но однажды я решил одну из них откопать и кое-что дополнить. Ну — к тексту. Понимаешь?

— Понимаю.

— Я все места, где закапывал, помечал специальными знаками, которые только я мог заметить. Короче, пошел выкапывать, а её там нету!

— Как нету? Что — в будущее ушла?

— Да нет, — отмахнулся Словцов, — кто-то выкопал. Бомж какой-нибудь, чтобы сдать. Тогда ведь тоже бутылки сдавали, и занятие это было куда выгоднее, чем сейчас. Надо денег на кино — сдал бутылки, ещё и на мороженое останется… И сигареты. Десять бутылок — рупь двадцать…

— А я сдавал — за десять уже два рубля давали.

— Инфляция, — поразмыслил Словцов, — девальвация стеклотары.

— Что?

— Но самое интересное, что потом, спустя какое-то время, я двинулся за другой бутылкой, — Павел налил ещё по одной. Выпили, но уже несимметрично. Володя начинал клевать, а Словцов, наоборот, вдруг начал трезветь и заговорил голосом рассказчика… Писателя. А может, это был рассказ, который ему вообще приснился?

5

— …сколько мне было? Лет одиннадцать-двенадцать… Конечно, сейчас такое занятие может вызвать только ироничную улыбку. Задумчивый отрок пишет помпезное послание потомкам, подробно описывая окружающий его мир и даже систему общественных отношений. Глупо

скрывать: но тогда я твердо верил, что человечество построит коммунизм, выйдет в межзвездные пространства, избавится от всех болезней, избежит разрушительных войн, а сам человек откроет в себе мощные скрытые возможности… При действовавшей в те времена идеологической накачке это было совсем не удивительно. И даже участие в дворовой банде хулиганов и шалопаев не могло поколебать этой уверенности. Самое удивительное, что даже самые отъявленные заводилы из нашей компании верили в светлое будущее, просто успевали бедокурить, пока коммунизм ещё не наступил. Про отправляемые в грядущее послания никто не знал. Сокровенной тайной я не хотел делиться не только с родителями, но даже с самым близким другом Димкой, который был мечтателем не хуже меня. Во всяком случае, ракету мы с ним делали вместе, и вместе рано утром «запустили» её из песочницы в центре двора. Результатом запуска стала приличная воронка, истошные ругательства разбуженных взрывом советских обывателей из окон и с балконов, и наш стремительный побег с импровизированного космодрома. А ещё, распотрошив копилки, мы купили сборную модель истребителя «Миг-3» с керосиновым двигателем, убили уйму труда и времени, чтобы собрать её без помощи родителей и учителей труда, и всё это ради того, чтобы запустить его с крыши. Правда, сначала мы подожгли хвост самолета, который предварительно облили бензином для зажигалок. Очень хотелось увидеть, как ведёт себя «подбитый» истребитель. Но любоваться впечатляющим и весьма близким к реальному зрелищем довелось недолго: самолет, лишенный по воле конструкторов управления, вильнув на волне ветра, направился совсем в другую сторону, и совершил вынужденную посадку на балконе четвертого этажа соседнего дома, где рачительные хозяева содержали всевозможный хлам, который, разумеется, благополучно воспламенился. За патриотическую игру в летчиков-героев пришлось отвечать по всей строгости в инспекции по делам несовершеннолетних, а нашим родителям — выплачивать стоимость недоеденных молью пимов, надувного матраса и ещё какого-то тряпья, годного только для того, чтобы оборачивать им мумии. На некоторое время нам разрешили встречаться лишь, чтобы обмениваться книгами. Как раз в это время мы запоем проглатывали многотомник известного советского фантаста Алексея Казанцева. Скорее всего, именно под влиянием его книг, мне пришла мысль писать в будущее.

Надо себе представить одержимость идеей, для того чтобы понять, какая сила заставляла подростка подниматься в пять, а то и раньше, утра (ни на рыбалку с друзьями, ни в поход, ни для катания на велосипеде по пустым в это время улицам города) дабы, таясь от всех и вся, с бутылкой под мышкой и детской лопаткой уйти на пустырь, где торжественно «похоронить» на глубине порядка полуметра сосуд, запечатанный пластмассовой пробкой, для надежности залитой воском. Таких бутылок я закопал в разных местах штук десять. Но с предпоследней произошёл удивительный случай. Прошло уже несколько дней, как я отправил её в будущее, но мне пришло в голову дописать в послании свои точные координаты и данные, чего я до сих пор не делал, предпочитая оставаться инкогнито. Благодаря анонимности я надеялся научно и нешуточно озадачить получателей посланий. Так и представлял себе, как они скрупулезно корпят над моими закорючками, проводят исследования с какими-нибудь удивительными приборами, берут на анализ фиолетовые чернила из шариковой ручки. Но вдруг они так и не узнают, кто отправил им эти письма? Мне тогда и в голову не приходило, что вся моя информация гроша ломаного не стоит, потому как в последней трети двадцатого века вся жизнь и без того фиксировалась на самых разных носителях, чтоб впоследствии быть оцифрованной и лечь в надежные банки данных. Наивность моя перемещала мой мир в средневековье или куда подальше и подпитывалась чувством космической избранности, коя в той или иной мере присутствует в каждом человеке. Хотя кто знает: а вдруг — мировой катаклизм, и только мои бутылки, начиненные обильно политыми потом каракулями, будут последней крохой информации о нашей цивилизации? Кроме того, я переживал, что и остальные бутылки исчезли, как последняя… Короче, я ринулся на маячок предпоследней ёмкости.