Вид из окна
Шрифт:
— И только поэтому он согласится тебе помочь?
— Уже согласился… Не знаю, может, я ему понравился чем-то.
— Согласился? — вскинул брови Астахов.
— И что ты ему сказал? — не верила Вера.
— Я позвонил, мы ж мобилами обменялись, он меня в свою деревню, которую сам построил, приглашал погостить. Я ему честно признался, что бухаю от безысходности, что достало всё, что смотреть не могу ни на капитализм, ни на социализм… Ну, короче, описал ситуацию.
— Чьи? — буркнул с ухмылкой Астахов.
— Они всей деревней голливудские фильмы хоронить будут. А про вас я сказал: надо помочь одной богатой женщине, которая купила себе мужчину…
Вера смутилась. Хромов продолжал:
— А он сказал: богатым я не помогаю. Ну, тогда я сказал, что она хочет стать бедной, а этот мужчина поэт. Он спросил: это сказка? Я ответил: получается, сказка. Он сказал: сказки я люблю, приезжай, расскажешь мне свою историю, вдруг по ней надо снять фильм…
— Нет, ты шутишь, — не понимала Вера.
— Да в рот компот! — обиделся не на шутку Юрий Максимович. — Я для них таких людей беспокою! Даже автографа для себя не попросил! Декорации, разумеется, мы сами оплатим.
— А почему нет? — усомнился в своих сомнениях Астахов. — Это же Кустурица, а не голливудские болванчики.
— У меня в коллекции всего несколько фильмов: фильмы с Черкасовым, «Летят журавли», «Москва слезам не верит», ещё несколько отечественных шедевров и все фильмы Кустурицы… — вспомнила Вера.
— Значит, вам будет, о чём поговорить, — подытожил Хромов.
— А меня приглашают в Прагу, — сообщила Вера с недосказанным вопросом к Астахову.
— Я знаю, — ответил Астахов. — Чудо воскрешения в старой доброй Праге. Думаю, в Россию он больше не поедет.
— Значит, всё-таки он? — попыталась разогнать последние сомнения Вера.
— Фотографию показать?
— Не надо.
7
В последний день перед вылетом Павел позвонил Веронике.
— Здравствуй, Ника!
— Папочка, привет! Ой, тебе звонить дорого, давай я!
— Ну, слава Богу, я еще могу оплачивать свои телефонные разговоры. Не дожил ещё до того, чтобы дочь меня содержала, хотя, кто знает? Я тебя не разбудил?
— Да какая разница! Я так рада, что ты позвонил. Правда, у меня для тебя, наверное, грустная новость…
— Что случилось? — испугался Словцов.
— Со мной — ничего! Успокойся. Просто мама выходит замуж.
— Замуж? — Павел помолчал, переваривая информацию, Вероника ему не мешала. — А знаешь, это, пожалуй, даже хорошо. Так лучше. В конце концов, она заслужила тихий семейный покой.
— Ты хочешь знать, кто он?
— Наверное, нет, — заколебался Павел, — нет, точно нет. Всё, что осталось между нами — это ты. Главное, чтобы она была счастлива, я искренне этого желаю. Как там у тебя?
— Ты же не поверишь, что в Америке может быть хорошо.
— Другое, дочь, я не могу поверить, что Америка может быть хорошей, а многим там — не кисло, я это знаю, очень не кисло. Есенину там не понравилось, ему плохо там было, а его мнение дорогого стоит.
— Па-ап, ты для этого мне позвонил?
— Да нет, конечно, доченька, прости. Просто соскучился. Ну и ещё кое-что. Хотел тебе сказать…
— Вы с Верой Сергеевной женитесь! — опередила Вероника.
— Ну-у… Почти… Понимаешь, всего я по телефону рассказать не могу. Помнишь, я тебе рассказывал про то, как в детстве отправлял письма в будущее?
— Помню. Смешно и наивно.
— Да, смешно и наивно. Но ты, пожалуйста, об этом помни. Если со мной что-то случится, помни об этом обязательно и не расстраивайся.
— Пап, ты о чём? — насторожилась Вероника.
— Так надо дочь. Это очень важно. Да, и вот ещё что, телефон не меняй. Симку, в смысле.
— Хорошо, не буду. Что ты задумал, пап?
— Ничего. Просто я очень по тебе скучаю.
— Я тоже, пап. Не поверишь, но мне не хватает твоего кухонного бухтения. Твоего недовольства современным миром, твоей ругани на телеканал «Культура» и на мои журналы.
— Ну, — улыбнулся Словцов, — это дело поправимое. Лет через тридцать и ты забухтишь. А как твой Дэвид?
— Хорошо. Учимся. Он меня оберегает.
— Я до сих пор не могу во всё это поверить! Америка, жених — американец…
— Он очень хороший!..
— Я тоже был хороший, когда делал предложение твоей маме. Главное, чтобы он стихов не писал.
— Он не пишет, пап. У него мозг устроен экономически.
— Почему-то меня это не удивляет.
— Ты опять начинаешь?
— Да не, дочь, ты же жаловалась, что тебе не хватает моего бухтения?
— Подловил!
— Ага! Ну ладно, милая, помни, что ты мне обещала.
— Помню.
— Я тебя когда-нибудь обманывал?
— Вот этого точно не было.
— Значит, верь мне.
— Верю.
— И это…
— Что ещё, пап?
— Встретишь Буша, Збигнева Бжезинского и Билла Клинтона, передай им, что все они козлы!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1