Вид из окна
Шрифт:
В те весенние дни в Ханты-Мансийске время определённо рвануло с низкого старта после зимней спячки. «Траст-Холдинг» в лице Веры Сергеевны вдруг «оброс» договорами, точно весь мир одновременно решил с ним сотрудничать. Зато у самой бизнес-леди мысли были совсем об ином, и она спихивала всю текучку на замов. Астахов принёс фотографию двух англичан, выходящих из гостиничного комплекса «Югорская долина». Сделана она была из машины, второпях, качество никудышное, но один из них очень был похож на Георгия. Похожесть эта воспринималась именно как похожесть. Если это и был Георгий
— Если это он?.. — пыталась сама себя спросить Вера Сергеевна, вглядываясь в монитор ноутбука.
— То вам, так или иначе, придётся с ним встретиться, — ответил за неё Астахов.
— Видел бы это Михал Иваныч…
В тот же день объявился Хромов и, увидев фотографию, отмахнулся, как от назойливой мухи: мол, знаю.
— На него пора уголовное дело заводить, — прокомментировал он.
— За что?
— Ни за что, а за того, кто лежит вместо него в гробу!
— А ты бы смог подать на него в суд? — вдруг спросила Вера.
Услышав такой вопрос Юрий Максимович впал в некоторую задумчивость, но потом уверенно ответил:
— Нет. По нескольким причинам. Во-первых, я на такие подляны не способен, во-вторых, мы с тобой, сама понимаешь, по некоторым вопросам перераспределения собственности на заре гайдаровских реформ можем оказаться с ним на одной скамейке, в-третьих, я сам, кому хошь, могу быть судьёй… — взгляд его полоснул по экрану нескрываемой ненавистью. — И стрелять бы в него я не стал…
— А что бы ты сделал?
— Я бы Жорика из него сделал! Жорика, с каким в одном дворе рос!
— А я вот думаю, стоит ли показывать эту фотографию Лизе?
— Да уж, тут надо точно знать, чего от этого будет больше — вреда или пользы? И кому? Повремени пока.
— Как ты думаешь, Юр, почему он не вышел на меня напрямую?
— Потому что даже в этом он бизнесмен. Он сначала хотел убедиться, что ты принадлежишь ему и регулярно поливаешь цветы на его могиле своими слезами. Но понял, что опоздал. Чуть меня не пришил. Вот интересно, прибываю я на тот свет, а Зарайского там ещё нет! Ох, и осерчал бы я! Я бы даже оттуда вернулся, чтоб его за такой расклад отблагодарить!
— Пока что вернулся он.
— Что-нибудь зашевелилось в твоём сердце, Верунь? — насторожился Хромов.
— Ничего… кроме боли. И обиды…
— Порвал бы… как Тузик грелку… — добавил от себя Юрий Максимович.
— А что Словцов? Ясно ведь — это он тебя вызвал? — переключилась Вера.
— А что Словцов? — переиграл интонацию Хромов. — Он из твоего гарема, ты и разбирайся.
— Ты меня или его обидеть хочешь?
— Извини. — Тут же покаялся Хромов. — Павлик твой переживает душевные муки в связи со случившимся инцидентом.
— Уже рассказал? Я только Астахову, а он… Завтра весь город будет знать.
— Да не, он только мне, Егорычу и кавалеру ордена Ленина. Так что никто вроде бакланить не собирается.
Вера неопределённо покачала головой.
— Ну… и он сказал, что ты сама знаешь, что нужно делать, если он тебе ещё нужен, — продолжил Хромов.
— Юр, у меня такой осадок после всего… Такое чувство, что жизнь неслась, как пейзажи за вагонным окном, и вот, вроде, мелькнуло что-то родное, знакомое, нужное, захотелось соскочить с этого поезда прямо на ходу. Словцов как-то сказал, что в жизни человека огромную роль играет вид из окна. Так вот, было чувство, что увидел именно то место, где хотел бы прожить остаток жизни. Встретила того человека, которого искала… Ну, не искала, а где-то в подсознании всегда ждала, хоть, может, и нет в нём ничего особенного… Но в нашу жизнь, помимо Господа Бога, постоянно лезут сценаристы и режиссёры…
— Так что там подсыпали? — прервал размышления Веры Юрий Максимович.
— Не посыпали, подлили. В соус с какими-то травами… А травы с наркотическим эффектом.
— Подлили, — повторил Хромов, — подливают обычно подлецы…
— И знаешь, Юр, я вдруг задумалась: во что я все эти годы верила? Чему верила? Кому верила? И вдруг поняла, что наивно верила в себя! В свои силы! А это был миф, это была пустота, которая производила пустоту.
— И я — пустота? — нахмурился Хромов.
— Нет, Юра, ты не понял, ты настоящий, потому я тебе об этом и говорю. Ненастоящим было всё, что я делала. И вдруг появился такой же ненастоящий Словцов, который уже знал, что он ненастоящий. Появился из такой же нелепой случайности, придуманной Ленкой Соляновой. И я вдруг поверила, что в этой жизни что-то есть…
— Вер, у тебя и имя такое. Я в тебя всегда верил, тебе верил и… — Хромов тяжело вздохнул: — Останусь тебе верным до конца жизни. Со мной случайностей не происходит…
— Этот мир сошел с ума… — продолжала плыть где-то в своём потоке Вера. — Мир — огромный механизм зарабатывания денег, который при этом перемалывает человечество.
— А куда без денег? — и спросил и возразил Хромов. — Чё без них делать? Родился — плати, живешь — плати, умер — всё равно плати…
— Слушай, Юр, а ты никогда не думал: на что и ради чего живут учителя и врачи?
— И эти… поэты… Думал… Выходит, всё, чего мы так добивались, за что жилы рвали, всё это мимо? А, может, так и есть: я ощущаю себя независимым человеком, но не ощущаю счастливым, наоборот — загруженным, как самосвал. Но я ощущал себя независимым и тогда, когда у меня ничего не было! А сейчас часто ощущаю странную какую-то тоску. И не могу понять — отчего и к чему она. Вот ты говоришь, вид из окна… Мне, выходит, надо просто себе заказать вип-гроб с иллюминатором, и чтоб песня в нём звучала: «Земля в иллюминаторе видна»…
— Знаешь, почему Павел бросил, перестал писать роман о любви?
— Ну и?
— Он сказал, что не хочет обманывать тысячи молодых девушек, вселяя в них надежду, что такая любовь бывает! Люди разучились любить, сказал он. Они просто потребляют друг друга, как пищу, как вещи…
Хромов нежно и пристально посмотрел на Веру:
— Вер! — позвал он. — Если ты будешь с ним, он напишет ещё не один роман. Даже я бы написал… Хуже, конечно, но написал бы.