Вид из окна
Шрифт:
Вера смутилась. Георгий, похоже, пристально следил за каждым их шагом, каждым днём жизни.
— Я понимаю, что Георгия Зарайского не вернуть. Но гражданин Великобритании Джордж Истмен делает вам предложение, Вера Сергеевна… Несмотря на то, что вы увлекаетесь… филологическими и бесперспективными бомжами…
«Не смей», — хотела сказать Вера, но не смогла вставить слово, напор Георгия продолжался:
— Соединив наши капиталы, мы теперь можем начать совершенно новую жизнь, Вера. То, из-за чего мы так долго страдали, то, за что боролись, теперь достигнуто.
— Я пожалела, —
— Ты никак не можешь оставить в покое могилы! Посмотри — вот — я перед тобой, живой и полный сил! Ты прямо, как отец…
— Что?! — вскинулись брови Веры, и привычная плавная речь превратилась в секущее лезвие: — И здесь ты?! Михал Иваныч — твоя вина?! Инфаркт — потому что увидеть наяву погибшего сына?.. — и снова поплыла, но уже в равнодушной безысходности: — Господи… А мама гадала, почему его железный организм вдруг дал сбой?.. Видишь, Георгий, живой ты приносишь больше страданий и боли…
— Мне — что — покончить с собой?! Откуда мне было знать, что вы все так мне рады? Знаешь, о чем сказал отец в последние секунды своей жизни?! Он сожалел, что у него не хватает духу быть Тарасом Бульбой, потому что его сын трус и предатель! — на протяжении всего разговора это был единственный момент, когда Джордж Истмен позволил себе повысить голос.
— Скажи мне ещё одну вещь, — задумчиво попросила Вера, — а кто умер тогда, вместо тебя?..
— Это важно? И это важно? Nobody! — сорвался он, путая языки! Настоящий никто!
— Ты сказал, что ты добился цели, ты можешь повелевать обстоятельствами и событиями… Я — тоже часть твоей цели?
— Ты всегда была моей, и я ни разу не дал тебе повода усомниться в своей любви. Или теперь и это требует доказательств?
— Теперь ничего не требует доказательств. Георгий Зарайский, которого я любила, погиб. Я столько лет заказывала молебны за упокой его души, и, видимо, он действительно чувствовал себя покойно. А ещё я все эти годы заботилась о его сыне, который моим сыном не был…
— О! Я так и думал! У кого не бывает грехов молодости? Честно говоря, когда ты дала соглашение на встречу, я почувствовал надежду. Ведь ты догадывалась? Скажи, догадывалась?
— Догадывалась.
— Но между нами встал человек с улицы! Менестрель! Мейстерзингер! Вагант!
— Георгий, раньше ты проявлял больше сдержанности, — заметила Вера. — И чего ты тратишь свои драгоценные джентльменские нервы на жалкого сочинителя? Ведь ты уже растоптал его морально?
— Настоящие мужчины не ломаются под ударами судьбы, их детскими присыпками в постель к бабе не затащишь.
— О! Как по-русски ты заговорил.
Всё это время Вера слушала не только Георгия, но и себя. Она действительно пыталась понять, что значит для неё этот человек. И в течение этого странного разговора память вдруг возвращала ей чувство защищенности и заботы, которые дарил ей Георгий. Нет, при всём желании она не могла просто перечеркнуть его черной кладбищенской лентой. Не могла ответить холодным презрением. Не могла даже в ответ попрекнуть Лизой, потому что сама же простила эту измену. Заставила себя простить. Простила,
— Если тебя интересуют твои деньги, то я готова предоставить всю наличность с процентами по первому требованию вместе с недвижимостью. При этом я не буду требовать эксгумации и экспертизы дэ-эн-ка, определять причастность мистера, как вас там, к выстрелам в Словцова и Хромова, хотя вынуждена буду напомнить о Георгии Георгиевиче и причитающейся ему доле, — жестко и взвешенно поставила точку Вера.
Ещё ей хотелось сказать, что она прекрасно понимает, что Зарайский не оставит её в покое, прекрасно представляет, что можно ожидать от его прагматичного и упрямого стремления к вожделенной цели, но вовремя вспомнила, как наставлял её к этому разговору Астахов. Как заставлял её практически наизусть заучить последнюю фразу вплоть до интонации:
— Но, если этого не сделаю я, нет гарантии, что расследованием не займутся другие.
— Угроза? — усмехнулся Джордж Истмен.
— Что тебе угрозы? Ты просто умрёшь ещё один раз, родишься где-нибудь в Австралии, тебе не впервой… И ещё, — решила-таки добавить от себя: — там где ты живёшь, какой у тебя вид из окна?
Истмен несколько растерялся от такого вопроса: с подвохом он или нет? Но всё же ответил:
— У меня квартира на Кенсингтон Пэлес Гарденс с окнами на Кенсингтонский дворец, где жила принцесса Диана. Там же квартира у Березовского… Правда, у него еще особняк за городом, а у меня еще есть недвижимость в районе Беркли-сквер. Вид из окна? Честно говоря, если я и смотрел в окно, это было в первые дни. А так — мне некогда. Что там? Туман?
— Ясно, — чему-то грустно улыбнулась Вера. — Мне пора.
— Вера, я вынужден был ждать столько лет, и я буду ждать ещё, — твёрдо сказал он ей вслед.
3
Вечером позвонил Павел. Только позвонил. Встретиться они не пытались, исходя из сценария, разработанного Словцовым. Вере ничего не оставалось, как только предаться на волю течения каких-то безумных идей и планов, принятых «большой тройкой»: Астахов, Словцов, Хромов. В принципе, ради означенной цели, она была готова на всё, и единственное, что ей мешало — охватившее вдруг равнодушие и инертность. Впервые за долгие годы она отдалась преследующей её по пятам усталости и поэтому, придя в номер гостиницы, просто валилась на кровать и дремала. В такой момент и позвонил Павел.
— Вера, это я.
— Я слышу, Павел.
— С тобой что-то не так?
— Всё нормально, не обращай внимания.
— Как прошла встреча.
— Нормально. Как задумано.
— Тебе нечего мне сказать?
— Пока нет, Па.
— Да что с тобой?!
— Паш, ну ничего, понимаешь, ничего. Я, между прочим, час назад встретилась с человеком с того света. Который, к тому же, являлся моим законным мужем…
— Извини… что твой законный работник тебя побеспокоил. Я просто хотел напомнить тебе о перелёте в Тиват.