Вид из окна
Шрифт:
Самым невероятным было то, что Хромова в аэропорту действительно встречал лохматый и небритый гений современного кино Эмир Кустурица.
— Фантастика! — оценила происходящее Вера.
— Он очень отзывчивый человек, и такой же депрессивный, как я, — пояснил Павел, — у нас с ним одинаковые тараканы в головах. Я как-то читал интервью, в котором у Кустурицы глупый журналист спросил: не боится ли он, что из-за того, что он принял православие, от него отвернутся многие друзья, и он останется один. Кустурица спокойно ответил: со мной будет Бог, а кто ещё нужен?
— Просто… и гениально.
Он подошёл к ним с добродушной улыбкой на широком лице, чтобы спросить у Веры:
— Вы действительно та женщина, которая хочет стать бедной, но любимой? — предварительно извинившись за незнание великого и могучего русского языка.
— Да, — просто ответила Вера.
— А вас она нашла по объявлению в газете и наняла в качестве друга? — спросил он у Павла.
— Да, — так же просто, немного смущаясь, ответил Словцов.
— Хорошее могло бы получиться кино, — рассудил режиссер. — Но пока, — он с улыбкой посмотрел на Хромова, — разыграем сказку в жизни. Это весело! У меня всё готово.
— Денег хватит, — на всякий случай подтвердил Хромов, отчего Кустурица поморщился, словно его потревожила старая болячка. Он что-то буркнул на сербском, что переводчик предпочёл оставить за кадром.
Затем режиссёр дал Хромову какой-то документ с печатью.
— Что это? — спросил Юрий Максимович.
— Виза на въезд в мою деревню. Я там мэр, у нас демократия наоборот. Не жители выбирают мэра, а мэр выбирает жителей. Это вам понадобиться, чтобы проехать туда…
— А им? — кивнул Хромов на Павла и Веру.
— Для них мы построили другую, на окраине Будвы. Все думают, что там будет сниматься кино. Русские снимают, мы помогаем. О Будве поэт сказал, что город построен из камня и любви. Так что для влюбленных подходит.
Согласно разработанному плану, в назначенный срок Павел и Вера переехали в небольшую деревушку, построенную в качестве декораций к предстоящим событиям. Перед этим они напоследок пообедали в ресторане «STARI GRAD», прощаясь со старым городом и лабиринтом его музейных улочек. Перебираться пришлось ещё дальше курортного посёлка Бечичи и ещё выше — в горы, где сняли несколько домов у местных жителей, а кое-что достроили, имитируя небольшой посёлок со всей соответствующей инфраструктурой. Хорошо, что Черногория маленькая страна и все её жители родственники с разной степенью родства, что позволяет, договорившись с одним жителем, договориться практически со всей страной. Не обошлось, безусловно, без огромного влияния Кустурицы.
Теперь в их распоряжении был небольшой сербский домик с прилегающим к нему садом и хозяйственными постройками. Пожилая сербская пара с удивительно сочетающимися не только в браке именами Станко и Станка переселились во флигель, где жили летом, и напоминали о себе только посредством шикарных застолий на обед и ужин, ароматным кофе по-восточному на завтрак и лучезарными улыбками, если приходилось-таки столкнуться с ними во дворе или в саду. Оба они хорошо знали русский язык и, как выяснилось в один из вечеров, русские песни. Станко, впрочем, не прочь был поговорить и о политике, и о славянском братстве, поругать Штаты и гнилой запад, найдя в лице Павла не только собеседника, но и соратника. Вера и Станка в таких случаях тихонько говорили о своём — о женском, иногда все вместе пели под чистую, как слеза, сливовицу-ракию или домашнее вино, а в один из вечеров Павел читал стихи.
2
Когда Павел закончил читать это стихотворение, последняя строчка действительно полетела в густо усыпанное звёздами небо над Адриатикой. Туда, где пребывал сейчас поэт, написавший «Сербскую песню».
— Это Юрий Кузнецов, — сказала неожиданно для Словцова Станка и на его немой вопрос ответила: — Мы его знаем. Знаем и это стихотворение. Я когда-то преподавала русский язык, сейчас мало кто хочет его учить. Все учат английский. Я знаю и тот, и другой, знаю ещё немного итальянский, но русский — самый поэтичный.
— А сербский? — И сам же вспомнил прочитанное когда-то у незнакомого поэта:
Учил я сербский стих. Как сербские слова тверды. Как мало гласных в них. Но как в бою они звучат, Тогда лишь ты поймешь, Когда в штыки идет отряд, По-сербскому — "на нож". Я понял трудный их язык, Народа дух открыв, Язык разящий точно штык: Срб. Смрт. Крв.— Да, это язык народа, который всё время воевал за свою свободу, — сказал Станко, в глазах которого замерли не смевшие выпасть слёзы.
— История России — это тоже постоянная война, — добавил Павел, — а последние сто лет мы воюем сами с собой…
— И мы… Что важно для русской души, то важно и для сербской, говорил преподобный Иустин, — заметил Станко.
— В пучине племя русских, сербов — От Колымы и до Бояны, От Книна до Петровой тверди Край освященный — рана в ране! Без Радонежского, без Саввы Возвыситься нам как над мукой? И накануне Крестной Славы Прошу: Лука, будь нам порукой!— это Зоран Костич, на русском, — пояснил Павел. — А ещё недавно я читал новые стихи Радована Караджича…
— О нём теперь бояться говорить, — грустно сообщила Станка.
— Не поймают, — хитр оулыбнулся Станко. — Таких воинов теперь мало. Даже у нас.
— Стоит надеть военные башмаки, Что словно свирепые псы, Крепки и мощны Ждут тебя на пороге, Тут же помимо воли своей, Ты снимешь ружьё со стены И отправишься в свой путь По разбитой дороге,