Вид из окна
Шрифт:
— Я помню, Павел. И не обижайся, неужели у тебя не бывает таких моментов в жизни, когда никого не хочется видеть и слышать? Я помню твою теорию об одиночестве, которое движет жизнью. Но мне нужно побыть наедине с собой. Разве у тебя такого не бывает?
— Да у меня практически… вся жизнь… теория об одиночестве. Теория об одиночестве, она … Я тут много думал. Человек не может быть один, если с ним Бог. Точнее, если он с Богом. Монах — от греческого — «одинокий». Но уединение монаха не с самим собой, а с Богом. Помнишь, мы говорили об этом? Ладно… Прости, Вер. Гружу тебя. Я бы с удовольствием сейчас встал часовым у дверей твоей комнаты.
— А вот это бы не помешало, — улыбнулась Вера. — Скажи, Па, а ты напишешь когда-нибудь стихи для меня? Я в самолёте читала то, что ты посвятил Маше… И, честно говоря, завидовала ей.
— Хорошо хоть — не ревновала. Милая, если Бог оставит мне мой средненький талант, то всё, что я напишу, будет посвящено тебе.
— Знаешь, я как-то расслабилась. Так вдруг устала, что, кажется, умереть проще, чем дождаться прилива сил.
— Надо поспать…
— Ага, и говорит это тот, кто тебя будит.
— Я просто очень волновался.
— А я, мне кажется, скоро вообще утрачу возможность чувствовать…
— И меня?
— Павел… Не торопи… Не надо меня сейчас подгонять…
Некоторое время Павел молчал. Ему явно не хотелось отключаться, и он придумал, что ещё сказать.
— Вер, я тебе не говорил, Маша выходит замуж. Я говорил с Вероникой.
— Хорошо. Особенно хорошо, что ты поговорил с дочерью.
— Да… Ладно, Вер, отдыхай. Я люблю тебя. Увидимся в раю?
— Как Бог даст.
4
Колин Уайт вошел в номер Джорджа без стука. Тот сидел перед экраном ноутбука, изучая курсы ценных бумаг, записывая что-то в блокнот. Уайта он поприветствовал, даже не поворачиваясь.
— Рад тебя видеть, Колин.
— Вижу, как рада твоя спина, — заметил Уайт.
— Не обижайся. Я забочусь не только о своих деньгах, но и о твоём астрономическом окладе. А ты заботишься о моей безопасности. Поэтому ты единственный, кому я не боюсь подставлять спину.
— Спасибо за доверие. Но мне бы хотелось поговорить с тобой с глазу на глаз, а не спиной к спине.
Джордж с некоторым сожалением повернулся в крутящемся кресле. Потянулся к минибару в тумбе стола и достал бутылку виски. Плеснул по глотку в стаканы.
Уайт одобрительно отследил его действия, взял свой стакан, отложив на кровать папку, с которой пришёл.
— Джордж, даже после твоей встречи, ты не оставил этой затеи с русской женой? — почти вкрадчиво спросил шпион.
— Моей женой, — поправил Истмен.
— Твоей русской женой, — грустно согласился Уайт. — И каковы твои планы? Разорить её, чтобы она бросилась к тебе в ноги? Совершить героический поступок, дабы привлечь её внимание, которое целиком занято другим человеком?
— Ты, как обычно, принёс дурные вести? — догадался Истмен.
— А на что ты рассчитывал? Честно говоря, я наивно полагал, что дурные вести для тебя могут быть только в случае падения биржевых индексов биржевых, а в сентиментальные игры ты не играешь.
— Значит, твой шпионский спектакль в русском театре не прошёл, — вздохнул Истмен, — и Вера снова с этим поэтом?
— М-да… — Уайт раскрыл папку и достал оттуда ворох фотографий, разложив их веером на покрывале.
Истмен лениво, будто изображения его совсем не волнуют, порылся в солидной пачке, выбирая фотографии из стопки по наитию.
— Где это? Крым какой-нибудь?
— Нет, это Адриатика. Черногория.
— Нашли место. Там что, уже цивилизация?
— Там её никогда не будет. Но места красивые, а море чистое.
— Ты и там побывал, Колин?
— Интересы Её Величества на Балканах были всегда, и всегда сталкивались там с интересами России.
— И там у тебя тоже есть свои люди.
— Да, в основном албанцы. Они скупают землю поближе к морю.
Истмен изо всех сил старался сдержаться и сделать вид, что его мало трогают представленные его другом снимки. Вот по узкой улочке взявшись за руки, идут Вера и этот Словцов. Вера явно счастливая. На ней только просвечивающее парео, отчего её точёная фигура предстаёт во всём её умопомрачительном великолепии.
— Пригород Будвы… Они снимают там апартаменты. — Продолжал пояснять Колин.
Вот они целуются ранним утром на пляже. Никого ещё нет, только они. Явно встали пораньше, чтобы встретить рассвет у моря, чтобы никто не мешал. Интересно, сколько заплатил Колин фотографу-соглядатаю? Надо было не спать всю ночь, чтобы сделать этот снимок.
— Постельные сцены нужны? — робко, но ехидно спросил Уайт.
— Нет, и без них всё ясно.
— Джордж, надо возвращаться к прежней жизни. К прежней не в смысле твоего печального московского периода, к прежней — в смысле норовистого делового человека, каким я тебя знал до тех пор, пока ты не погрузился в эти сантименты.
— Чем он её взял? У него даже мускулатура хуже моей. Не спортивный…
— Джордж, ты забыл, она тебя похоронила…
— Ты хочешь сказать, что пора похоронить её?
— Джордж, это то, что ты хочешь услышать, а я тебе хочу сказать, что в мире проживает ещё три с лишним миллиарда женщин, и для человека с твоими возможностями можно просто пользоваться значительной частью из них. Пожалуй, столько, сколько ты вообще можешь гипотетически поиметь. Мне кажется, тебе надо просто расстаться с прошлым. Помахать ему рукой и помнить, что все привязанности любому человеку мешают оставаться самим собой.