Виктор Вавич (Книга 2)
Шрифт:
– И под постелью, под матрацем, - командовал Вавич. Горничная трясущейся рукой спешила отомкнуть Наденькин шкафчик. Ключ был у Наденьки, горничная не могла подобрать.
– Дай сюда, - и Вавич вырвал из рук Дуняши ключи. Он тыкал один за другим, ключи не входили.
– Ну-ка, кто из вас мастер?
– крикнул Виктор дворникам и бросил ключи на подоконник.
Понятые спросили ножик, они кропотливо отдирали планку - важная вещь чистый орех!
– Ну, ну, орех!
– покрикивал Вавич.
– Будет на орехи, ковыряйся живей!
Кресло
ВАВИЧУ скорей хотелось переворотить весь этот девичий порядок в комнате, чтоб скорей стал ничей хаос, и он без надобности срывал накидки с подушек, приподнимал картины и пускал их висеть криво. Он выворачивал с полок книги, протряхивал страницы и неловкой кучей сваливал на полу. Он мельком видел себя в старинном трюмо и был доволен: деловая, распорядительная фигура, даже немного сейчас похож на помощника. И Виктор старался, чтоб оправдать вид, и выдергивал совсем прочь из стола ящики. Он думал: "письма, и ленточкой завязаны, как у Тайки", но писем не было. Были какие-то тетрадки. Вавич поднес к лампе. По-иностранному, напротив по-русски. "Ага! Это языки учит. Что же изымать?" - уж тревожился Вавич.
– Позвать старуху, - сказал Вавич вполголоса.
– Слушайте, мадам, это не все, - сказал Виктор, хлопая рукой по Наденькиной тетради.
Анна Григорьевна быстро, испуганными глазами, читала эти карандашные записи и не могла понять, понять этих слов - cladbishenskaia vosem и напротив написано - умывать, чистить что-либо.
– Это не все, - бил Вавич по тетрадке тылом руки.
– Где ее, извините, белье находится?
– Здесь, в комоде, - и Анна Григорьевна, подбирая юбку, стала на колени перед комодом.
– Не трудитесь, мадам, мы сами. Впрочем, как хотите. Действительно. А ну, помоги!
– крикнул Виктор городовым и присел на корточки рядом с Тиктиной.
– Я понимаю, вам самому неприятно рыться в чужом... вещах, уж это ваша должность вас обязывает.
– Убивают, сударыня, убивают, на посту людей убивают. Ведь вы не жиды? А вот из-за жидов и вам приходится терпеть. Очень даже верно, что ваша дочь совершенно невинна, ну, а знаете, это все выяснится, и невинный человек может быть совершенно спокоен.
Анна Григорьевна вынимала аккуратно сложенное Наденькино белье. Она запускала руку, и сторожкие пальцы боялись, не шелестнуть бы бумагой, но бумаг не было среди белья.
– Здесь у ней летние платья сложены, - и Анна Григорьевна поднялась с колен. Она все время думала о тетрадке.
"Боже, дура какая. Адреса, адреса".
– И она все время чувствовала, как там за спиной лежит эта тетрадка.
– А здесь полотенца и платочки, - Анна Григорьевна старалась говорить по-домашнему.
– Ну ладно, - сказал Виктор, - это нас не касается.
– И он сунул руки вдоль стенки ящика. Что-то холодное и твердое.
Это, это что?
– нахмурился Виктор. Он щупал, Анна Григорьевна смотрела в его лицо, затаив дух, и прочитала - что "это" - ничего, пустяк. И сразу стала услужливо разрывать полотно сложенного полотенца.
– Нет, нет, достанем, посмотрим, - говорила Анна Григорьевна.
– Ну тащите, тащите. Ну? Баночка духов, да конечно, что ж у ней тут может быть, у дурочки. Фу, фу, моль, - вдруг замахала руками Анна Григорьевна.
Она хлопала ладошками в воздухе, двигалась толчками по комнате; все следила глазами.
– Скажите, дрянь какая, - Анна Григорьевна хлопнула над столом. Неловким движением опрокинула Надину деловую мужскую чернильницу.
– Ах, что я наделала!
– и Анна Григорьевна торопливо схватила тетрадь и принялась ею тщательно вытирать Наденькин стол.
– Убьет она меня теперь, чистеха такая, беда какая, Господи! Ну да дай же что-нибудь, - крикнула она Дуне. Стоишь, как столб.
– И Анна Григорьевна терла тетрадкой, вырывая новые листы, комкая, коверкая.
– Мы уж тут ни при чем, - сказал Вавич.
– Ах, да я дура, - говорила Анна Григорьевна, а в глазах стояли слезы.
– Ну-с, сударыня, это потом, - деловито сказал Вавич.
– А вот скажите нам, где ее переписка находится. Ведь получает она письма. Нет, скажете? Ну а где они?
– Да вот тут все у ней, я ведь не слежу.
– Напрасно-с, напрасно, - закачал Вавич головой и сейчас же отвернулся.
– Вот тут в портфеле записки - это мы возьмем. И вот эти заграничные книжки. Там уж разберем.
– Надо под столом полапать, - сказал на ухо Вавичу городовой, - по небелям, по креслам прячут. А ну, встаньте, - мотнул городовой головой.
– Вот и отлично, а теперь отнесите это кресло мужу, он же стоит там все время. У вас ведь, наверно, отец тоже старик. Правда?
– И Анна Григорьевна поглядела в глаза Виктору и кивнула головой, как будто уж что-то знала про него.
– Не до того, сударыня, когда в людей палят из-за угла... А когда говоришь, так "бумагу, бумагу", - передразнил Виктор.
– Прямо как дети, ей-богу же.
– Отнесть?
– спросил городовой. Он неловко держал за ножку опрокинутое Наденькино кресло, держал за ножку, будто оно могло вырваться как собачонка. Вавич кивнул головой.
– Прямо же, ей-богу, как дети, - крутил Виктор головой.
– Да уж, знаете, у нас у самих...
– и Анна Григорьевна снова взглянула Вавичу в лицо, и лицо на миг распахнулось. Виктор отвернулся и стал с деловым видом оглядывать стены.
– А это чей же портрет? Кто такая?
– Вавич вдруг заметил со стены чуть насмешливый взгляд - Танечкина карточка в овальной рамке красного дерева висела под портретом Энгельса. Вавич обернулся к Анне Григорьевне и чувствовал сзади колющий взгляд со стены.
– Надо знать, кто такая, - сказал Вавич хмуро. Он в упор, нахмуренными глазами разглядывал карточку.