Виктор Вавич (Книга 2)
Шрифт:
"Красивая, а злая, стерва, - в уме сказал Вавич.
– Тьфу, злая!" - и помотал головой.
– Кто же?
– зло поглядел в колени Анне Григорьевне Вавич.
– Подруга гимназическая какая-то, - пожала плечами Анна Григорьевна.
– Не знаете?- хмуро спросил Вавич.- Определим!- И он снял с гвоздя портрет.
– Ну-с, - сказал Виктор, садясь, - протокол!
– Вам чернил? Дуняша, из кабинета, да не разлей, как я.
– Так-с, - сказал Виктор и прижимал маленьким дамским пресс-бюваром лист, - так-с, и фотографический снимок неизвестной личности.
– Рамку, впрочем, можем оставить!
– вдруг сказал Виктор.
– Рамка не нужна, - и он быстро выдернул карточку из рамки; она выскользнула белым картоном, как сабля из ножен. Виктор скорей сунул ее между записок Наденьки.
Понятые нагнулись к столу. Сопя, выводили подписи.
– Ну-с, простите, сударыня, за беспорядок, уж не взыщите...
– Вавич застегивал новенький портфель.
– Честь имею кланяться, - и кивнул корпусом: галантность. Все вышли в коридор.
Андрей Степанович стоял рядом с креслом. Он оперся о стену спиной, руки заложил назад и глядел вверх перед собой.
– Что ж вы не присели?
– с улыбкой в голосе сказал Виктор, легко шагая к передней.
Андрей Степанович прямым взглядом упер глаза в Вавича. Вавич стал.
– О вашем поведении, господин квартальный, мы еще поговорим. Только не с вами.
– Говорить!!
– вспыхнул всей кровью Виктор.
– Хоть с самим чертом извольте беседовать! Револьверщики! На здоровье! Двое остаться! Горбачев и Швец, - кричал Вавич городовым, - и никого не выпускать, кто придет задерживать до распоряжения. Один в кухню, другой тут. По местам! Марш! А в девять в участок!
– кричал Виктор. Он с шумом толкнул дверь. На пороге он обернулся и крикнул городовому: - Садись в кресло и закуривай!
– Бу-ма-га!
– сказал Вавич гулко на лестнице.
Тьфу!
ТАНЯ сидела в углу балкона. Она куталась в свое любимое старое пальто с уютным мехом на воротнике. Гладила щекой по меху. Ей было видно вдаль всю прямую улицу - тяжелую, серую, со спущенными веками. Рассвет туго надвигался и, казалось, стал и пойдет назад. Таня держала низко над собой раскрытый зонтик. Ей было уютно от зонтика, от меха и от папироски. Как будто вся земля едет куда-то, и это ее место, как у окна в вагоне. Мутное небо курилось белыми тучами, и неосторожные капли попадали на землю, на Танин зонтик. Тане казалось, что непременно куда-нибудь приедут к рассвету - надо сидеть и ждать и глядеть путь. Опять въехали в пальбу - и вот гуще, ближе... Нет, проехали. Пальба растаяла, смолкла. А вот шаги. Много. Танечка приподняла зонтик. По пустой улице брякали шаги. Это из-за угла. Вот городовые и впереди серая шинель. Танечка повела лопатками, и любопытный озноб пробежал по спине - говорят что-то, а меня не видят.
– Да недалече теперь, тут за углом и седьмой номер, Хотовицкого дом, хрипло, ночным голосом, сказал. Вот совсем под балконом - Танечка перегнулась, и мотнулся в воздухе зонтик. И вдруг встали. И в серой шинели задрал голову. Вот отошел на мостовую, смотрит. И городовые сошли на мостовую.
– Кто там? Эй!
– крикнул надзиратель.
– Это я, - неторопливо сказала Танечка.
– Мадам там или мадмазель, не знаете распоряженья - все окна закрывать.
– Месье - там, - приподняла зонтик Танечка, - у меня все окна закрыты.
– Ну да, - сказал квартальный и повертел головой, - все равно на улицу ночью выходить нельзя! Дома надо быть!
– Я не в гостях, я у себя дома, - и Танечке нравилось, как певуче звучал голос с легкой улыбкой.
– Вы, сударыня, не шутите, а я требую, чтоб с балкона...
– Прыгнула бы? Нет, не требуйте, не прыгну, - засмеялась Танечка; ей казалось, что это станция, и сейчас все поедут дальше, а на пути можно и язык высунуть.
– А я еще раз вам повторяю, - уж закричал квартальный, - спать надо, мадмазель, между прочим. А если... да бросьте ерунду... Позвони дворнику, крикнул квартальный городовому.
И Танечка слышала, как сказал вполголоса городовому: "может, сигналы какие-нибудь или черт ее знает".
Городовой уж дергал неистово звонок, звонок и бился и всхлипывал, и едкая тревога понеслась по серой улице.
– Дворник! Что это у тебя? Убрать тут балконщиц всяких! Дворник держался за шапку и что-то шептал.
– Ну так что ж?
– громко сказал квартальный.
– Ну и адвоката Ржевского, а торчать на балконах не полагается в ночное время. Скажи, чтоб сейчас вон, что околоточный надзиратель Вавич приказал, понял? А завтра разберемся, что за сиденья эти. Марш!.. Стой! Как говоришь: Татьяна Александровна Ржевская? Госпожа Ржевская!
– крикнул Вавич; он сделал казенный голос.
– Ржевская Татьяна, сейчас очистите балкон, а завтра явитесь в Московский полицейский участок, дадите объяснения.
– Все равно вы ничего не поймете, - Танечка сказала насмешливо-грустно. И по голосу Вавич понял, что говорит красивая, наверно, очень красивая в самом деле.
– Проводи, - крикнул Вавич дворнику. "Хоть и красивая, - думал Вавич, - а я тебя проучу, тут красотами, голубушка, не фигуряй - военное положение-с".
– Военное положение-с, - сказал Вавич вслух, идя за дворником, ...так надо поглядывать за жильцами, - вдруг быстро добавил он и обогнал дворника.
– Эта дверь? Звони.
Вавич неровно переводил дух и слушал. Вот хлопнула дверь, должно быть, с балкона, а вот легкие звонкие шаги. Ага! Открывает. Но дверь приоткрылась, и никелированная цепочка косяком перерезала щелку. И насмешливое лицо глядело, Вавич видел не все, по частям, и узнал глаза. Ах, вот она, и злость и радость полыхнули в груди, и Таня видела, как веселый ветер прошел по лицу квартального.
– Я вас не впущу, - говорила Танечка и отстранила лицо от щелки, - я одна. А если будете ломиться, я позвоню Григорию Данилычу, - нехорошо ломиться ночью к девушке, когда она одна!
– и Танечка нравоучительно глянула Вавичу в глаза.
– А... а на балконе девушке с папиросками сидеть... вот завтра иначе поговорим.
– И вдруг Виктор вытянул из портфеля сверток. Он рвал веревочку и быстро и яростно поглядывал на Танечку.
– А вот... а вот, - говорил Вавич, разматывая бумагу, - а вот это видели, где ваши портреты-то бывают. Фонарь сюда!
– крикнул он дворнику.
– Мой ли?
– и Танечка прищурилась. Вавич вертел портрет около щелки.
– Не вздумайте только хвастать, что это я вам подарила, - сказала Таня и закрыла дверь. Французский замок коротко щелкнул и так заключительно щелкнул, что секунду Вавич молчал.