Виктор Вавич
Шрифт:
— Слушайте, не сходите с ума, черт вас дери! — закричал Башкин и оглянулся на Колю. — Мальчик же тут — громким шепотом сказал Башкин, нагнувшись.
— К свиньям твоих мальчиков и тебе вместе, — с новой силой задергал полу, заныл Котин, — мене один только слободской устренет, он мне враз перо всадить, так нехай и ты пропадешь, стерва ты лягавая, нехай и тебе вата будеть! Не выдирайся от мене… — Башкин сильно рванул пальто, Котин споткнулся, пролетел два шага, не выпуская полы, он чуть не свалил Башкина — покатился. — Не выдирайся… не… не… не пустю, нехай мне пропасть.
Коля
— Городовой! — закричал Башкин. Вдоль пустой улицы ноем взвился голос.
— Тебе будет городовой! — Котин вскочил, отбежал назад два шага и вдруг кинулся, прыгнул на Башкина. Башкин отпрянул назад, спотыкаясь. Неловкий удар пришелся выше уха, загудело в голове, и шапка сбилась на землю.
Башкин махал перед собой длинными руками, отчаянно вертел, как попало. Котин целился.
— Ай! — закричал Коля. Он с разбегу ткнулся головой в живот Котину. Они упали.
— Городовой! Городовой! — вопил Башкин. Он отдирал Колю от Котина. — Идем, идем, идем!.. — бормотал Башкин. Он уцепил Колю за рукав и потащил за собой. Он бегом завернул в переулок. Вдруг Коля всхлипнул, рванулся и опрометью Понесся прочь. Башкин слышал, как дрожала на бегу яростная нота и ушла вдаль.
Петух
ВАВИЧ стоял в наряде перед собором. Отпевали убитых. Там в соборе сейчас все чины и белый Сороченко. Еще, наверно, не заколотили гроб, и смотрит Сороченко закрытыми глазами, будто силится поднять веки и не может. Мимо вон какой идет. Чернявенький. Ага! В землю смотрит. Не такие уж лужи. И Вавич хмурыми глазами глядел, как прохожий выбирал дорогу по площади.
«Убили! с-сволочи!» — Вавич огляделся, на месте ли городовые. За голыми деревьями стояли казачьи лошадки, и глухо гудели голоса казаков. «Некстати гудеть», — нахмурился Вавич и коротко свистнул. Городовой сорвался, заспешил.
— Скажи хорунжему, что просили, чтоб приказал, чтоб потише, — и Вавич кивнул подбородком на казаков.
Но в эту минуту спешными шагами вышел из собора Воронин. Он на ходу накрыл голову широкой фуражкой, хлопнул как попало.
— Выносят, выносят, — замахал он Вавичу. Вавич строго осмотрелся — нет ли подозрительных.
— Садись! — скомандовали у казаков. Прохожие стали останавливаться.
И вот, покачиваясь над людьми, выплыл из темных дверей белый гроб.
Он покачивался, как будто больной, усталой походкой.
Толпа окружила катафалк. Над головами зашатался второй гроб.
Вавич глянул на толпу прохожих. «Убили, теперь любуетесь?» Кровь напружилась в щеках, Вавич зашагал через мостовую к панели, где черной толпой стояли прохожие. Шел, зажав со всей силы свисток в правом кулаке, и дергалась челюсть, чтоб крикнуть. Что крикнуть?
— Шапки долой! — гаркнул Виктор и махнул рукой, будто разом сшибал со всех голов. Передние потянулись к шапкам.
Казачьи трубачи дробно протопали вперед.
Вавич строго стал во фронт, прижал руку к козырьку — катафалки двинулись.
«Кто это крест-то впереди несет?» — Виктор невольно скосил глаза: почтенный какой. Болотов! Сам Болотов истово нес крест,
Полусотня казаков с пиками шла следом за музыкой. Высоко покачивались пики над толпой.
Кто-то толкнул Виктора под локоть. Воронин с мокрыми сердитыми глазами.
— В цепь, в цепь городовых, чтоб по бокам. Живо, живо!
Вавич дернулся распоряжаться.
Городовые шли по панели, отгораживали от тротуара.
— На два шага! На два шага! Держи дистанцию!
Вавич пропускал мимо себя городовых.
Вавич глянул — вон со старушкой в платочке за гробом полицмейстер. Старушка в землю смотрит, не видит, должно, ничего. А он ее под руку. И вдруг увидал как вырезанное из всей толпы лицо — Варвара Анреевна. Черные страусовые перья как будто кивнули чуть — миг всего — и смотрит вперед и мерно шагает, с музыкой в ногу.
— Посматривай, посматривай, сукиного сына, чтоб какой-нибудь жиденок не того. Не напаскудил бы, сукиного сына, — бормотал на ходу Воронин. Он усталой походкой простукал мимо.
Виктор пропускал процессию вперед, ровнял толчками городовых, и делалось душно от музыки, от медного тягучего голоса, от катафалков белых, от коней в белых сетках, от султанов на конских головах, и все строгое смешалось, спуталось, и все вперед хотелось. И Виктор пересек шествие и с другой стороны пошел проверять цепь, деловой быстрой походкой, по обочине тротуара — вперед. Он увидал Варвару Андреевну сзади и тогда только сбавил шаг.
— Дистанцию, дистанцию! — вполголоса сердито говорил Виктор. Уже поровнялся с Варварой Андреевной.
«Кто это ее под ручку? Ишь, павлин какой! Жандарм, ротмистр. Фалдами повиливает. А мы тут бегай, охраняй. А они фалдами!»
Что-то зашепталось, завозилось на тротуаре. Виктор метнулся, разбросал на пути прохожих.
Двое в штатском пихали какого-то парнишку спиной в ворота. Один затыкал рот, распялил на лице всю пятерню. Парнишка спотыкался, пятился. Прохожие сгустились, кто-то уж дергал за рукав штатского.
— Прочь! Разззойдись!
Виктор сбил кого-то кулаком. — В ворота! — Парнишка выл спертым голосом. Его втянули в калитку.
Вавич загородил собой калитку.
Он вобрал голову в плечи, насунулся головой на толпу и водил глазами по лицам. А лица туманные, прищуренные.
— А зачем же человека душить? — И какой-то прищуренный мотнул головой и боком сунулся к Виктору. И вдруг все попятились, оглядывались, зашатались, и вот высокая шинель заболталась — Грачек шел через толпу, ни на кого не глядя. И на ходу он взял за шиворот прищуренного и, не задерживая хода, втащил его в калитку. По пути оттолкнул Виктора. Железная калитка хлопнула с размаху. Двое городовых уж протиснулись через толпу. Изнутри щелкнул замок.