Виктор Вавич
Шрифт:
— Ну входи, входи, — вполголоса говорил в сенях Филипп. Наденька прислушивалась, но Аннушка сильней зачавкала бельем в корыте.
— Егора, еще кого? — слышала она отрывками Филиппов голос. — Ну! Ну! Так будет?
Наденьке хотелось присунуться к дверям, но Аннушка захватила корыто, пыхтя, отодвинула Надю вбок, потом к окну, с шумом лила в отлив мыльную воду.
— Ну ладно, счастливо, — услыхала Надя, и щелкнула задвижка в дверях.
Филипп прошел к себе. Потом опять его шаги, уж густые, твердые. Он открыл дверь в кухню — он был в
— А ну, иди сюда, — шепотом сказал Филипп и мотнул головой в коридор — Того, знаешь, Надя, приходил один нырнуть надо до времени
— Что? Провал? Где? — У Нади шепот нашелся серьезный, деловой, и от шепота своего стало тверже в душе
— Да там из комитетчиков, а я кандидат, знаешь Наденька оглянулась на кухонную дверь, там было совсем тихо
— Да все одно, — шепотом заговорил Филипп, — дура она Так я пошел, одним словом, — он шагнул к двери Надя повернулась в узком коридоре и быстро пихнула руку в рукав Филипп оглянулся, взявшись за двери — Да, — и Филипп, сморщившись, глядел па папироску, раскуривал ее под носом, — да, ты тоже того, место здесь тоже провальное Домой, что ли, вали
Надя с силой надернула на голову шапочку
— А я, если что, — бормотал Филипп густым шепотом, — я тебе дам знать к этой как ее у которой занимались К Тане этой зашлю кого из ребят
Надя притаптывала калоши на ногах Ничего не говоря, смотрела в полутьме на Филиппа
— Ты, Надя я хотел тебе, — Филипп двинулся к Наде Но в это время дверь из кухни распахнулась, на сером свете Аннушка, и белье через руку
— А ты скоро назад-то? Я ведь ко всенощной пойду, дом-то запру? — она говорила громко, на всю квартиру Филипп хмуро глядел на сестру
— Ну да ждать-то тебя до ночи, аль как? — и Аннушка оттерла Филиппа мокрым бельем в угол, распахнула входную дверь.
Наденька быстро протиснулась и первая шагнула во двор, с двух ступенек
Сейчас!
САНЬКА шагнул к своему столу, попробовал сесть, рука зажала в кулак толстый карандаш Санька вскочил со стула, стукнул об стол, обломал карандаш
«Так и надо, так и надо! Сволочь проклятая! — дух переводил Санька и по всей комнате водил злыми глазами — Надо как Кипиани! — и вот он в вестибюле университета — Кипиани, маленького роста, большая мохнатая папаха и глаза во! еле веки натягивает. Потом отпахнулась шинель и кинжал до колен — Будут бить, а мы все „мээ!“ кричать? — и на весь вестибюль „м-ээ!“ — и папахой затряс, и оглянулись все
Под лошадь и раз! И махнул — руки не видно — раз! — и Санька дернул карандашом в воздухе — А как тот казак, как в игру какую — бегут мимо, и чтоб ни одного не пропустить и нагайкой наотмашь. Бегут, рукавом лицо закрывают, а у того глаза играют Тут бы ему в самую бы рожу чем-нибудь — трах! Засмеялся бы!»
И Санька еще перевел дух.
И на миг увидел комнату, книги и менделеевскую таблицу на стене Казак застыл раскинул
— Санька, то есть Александр Андреич, дома? Санька увидел верх студенческой фуражки. Анна Григорьевна, оцепенев, держалась за дверь.
— Да, это ко мне, чего ты стоишь! — и Санька побежал в прихожую.
Анна Григорьевна стояла в дверях, с обидой, с испугом смотрела на студента, как он протискивался мимо нее. Наверху забинтованной головы неловко лежала фуражка. Студент придерживал рукой
— Здравствуйте, Анна Григорьевна, — говорил с порога другой студент, он кланялся, ждал, чтоб Тиктина дала пройти.
Анна Григорьевна широко распялила веки и невнятно шевелила губами
— Да пропусти же! — крикнул Санька.
Анна Григорьевна быстро вышла на лестницу, оглядывала площадку. Она перегнулась через перила, смотрела вниз и шаг за шагом спускалась по ступенькам
— Мама! Мама! — кричал Санька из двери. Бегом догнал мать — Да не ерунди! — Санька дернул Анну Григорьевну за руку. — Да не сходи ты с ума, пожалуйста! Пожалуйста, к чертям это, очень прошу!
Анна Григорьевна цепко держалась за перила и тянулась глядеть внииз Она вздрогнула когда дернулась внизу входная дверь.
Санька силой оторвал Анну Григорьевну от перил, он за руку, не оглядываясь, протащил ее вверх и затолкнул в двери, захлопнул.
— Идиотство! — кричал Санька, запыхавшись. Оба студента топтались у вешалки.
— Идем, идем! — и Санька толкал их к своей комнате. — Черт его знает, с ума сходят все. Абсолютно. Одурели. Пошли ко мне!
— Ух, брат, здорово как! Ай, Кипиани! — Санька с восторгом, с завистью смотрел на белую повязку. Из нее, как из рыцарского шлема, глядело лицо; прямой чертой шла на лбу повязка.
— Пропала папаха, — махнул рукой Кипиани. — Такой сволочь, прижал конем, тут забор. Я под низ, — Кипиани присел, глянул в Саньку черным блеском.
Санька откинулся — вдруг прыгнет пружиной.
— Шапка упала, он нагайкой, я под низ и лошадь ему раз! раз! Сел лошадь! — Кипиани сел совсем на пол и оттуда глядел на Саньку. — Вот! — И Кипиани встал. Дышал на всю комнату, обводил товарищей глазами. — Тут вот! — и Кипиани резанул рукой у себя под коленками.
Минуту молчали, и шум, недавний гам стоял у всех в головах. И вдруг резкий женский вскрик — как внезапное пламя. Санька узнал голоса — бросился в двери.
В конце коридора, в передней, Анна Григорьевна держала кого-то, будто поймала вора. Санька узнал Надину шапочку.
И вот через мамино плечо глядит — протянула взгляд через весь коридор и так смотрит, как будто уезжает, как будто из вагона через стекло, когда нельзя уж крикнуть последних слов. Санька двинулся рывком. Но Надя вдруг вырвала шею из маминых рук.