Виктор Вавич
Шрифт:
Таня смотрела на него с порога комнаты.
— Не смейте злиться! — крикнула Таня и топнула ножкой. Андрей Степанович заметил слезы в глазах. Он успел кивнуть головой и захлопнул дверь.
Андрей Степанович все еще видел Танино лицо, пока спускался по тихой лестнице. И все казалось, что еще и еще говорит ему, и блестят глаза от слез — выговаривает ему и держит со всей силы слезы. С площадки лестницы Андрей Степанович глянул на Танины двери, остановился на минутку. Что-то шаркнуло внизу. Андрей Степанович взглянул через перила — запрокинутое вверх лицо глянуло на него снизу в узком пролете лестницы. Внимательно прищурены глаза. Андрей Степанович секунду не узнавал Башкина. — Да, он! — отвернулся, нахмурился Андрей Степанович. Лицо было как раз под ним. Андрею Степановичу хотелось плюнуть сверху, метко, как дети. Но он громко, выразительно кашлянул в гулкой лестнице и стал спускаться, торопливо, деловито. Внизу никого не было. Андрей Степанович вышел и сердито глянул в одну сторону — раз! и в другую — два! Но в обе стороны — пусто.
Мелкий дождь сеял вслепую, без надежды.
— Извозчик! — крепким голосом крикнул Тиктин прямо в улицу. И вдали лениво стукнули колеса. Андрей Степанович твердым шагом перешел тротуар и стал на обочине. Улица щурилась в мелком дожде. Мокрую клячу подстегивал извозчик.
— В Думу! Полтинник.
Извозчик задергал вожжами, зачмокал. Лошадь не брала. Извозчик стегал, лошадь лениво дрыгала на месте, будто представляла, что едет.
— Да гони! — крикнул Тиктин и вдруг глянул на окна, — может быть, смотрит она — это уже смешно прямо!
Андрей Степанович встал с пролетки и размашистым шагом пошел вверх по улице. «Опоздаю! Скандал!»
Андрей Степанович надбавлял шагу. Он слышал, как сзади трещала пролетка — извозчик вскачь догонял.
— К черту! — крикнул Андрей Степанович и злыми ногами топал по мокрой панели. — К черту! — и размашистей разворачивал вбок палку. Андрей Степанович никогда в глаза не видал этого генерал-губернатора. Генерал какой-нибудь. — И к черту, что генерал! Вообще, черт знает что такое! Кирпичом, действительно! Скажу. — И Андрей Степанович полной грудью набрал воздуху, и воздух камнем встал в груди, и в нем все слова — вот это и скажу. И Андрей Степанович вот тут в груди чувствовал все слова сразу.
Шпоры
АНДРЕЙ Степанович, запыхавшись, подходил к стеклянным дверям Думы. Решительным махом распахнул дверь. Депутация одевалась, швейцар из-за барьера подавал пальто. Две керосиновые лампы стояли на барьере — тускло поблескивал хрусталь на электрической люстре, и тускло шуршали голоса.
— А мы думали, — услышал сдавленный шепот Андрей Степанович.
— Так идем! — громко на весь вестибюль сказал Тиктин, как скомандовал, он держал еще ручку двери. Глянули швейцар на голос — на вытянутых руках пальто. Городской голова вздернул толстые плечи и голову набок.
— Все, кажется? — сказал он осторожным голосом, как будто спали в соседней комнате или стоял покойник. — Все пятнадцать? — оглядывал полутемный вестибюль голова.
— Не рано? Ведь тут через площадь всего, — спросил тугим голосом серый старик в очках и сейчас же достал платок, стал сморкаться старательно. Многие полезли за часами, подносили к лампам.
— Я предлагаю, — общественным голосом начал Тиктин, но в это время часы на Думе ударили железным стуком.
— Неудобно опаздывать, господа, — упрекающим тоном сказал голова, легким говором, будто шли с визитом.
— Идем! — ударил голосом Тиктин и рванул дверь.
Он шагал впереди. Городской голова, семеня, нагнал его.
— Мы тут посовещались, — он наклонился к самому уху Тиктина, — вас тут все ждали, говорить постановили мне
Андрей Степанович мрачно и решительно кивнул головой.
— Формулировку и кратко вполне, — продолжал голова и заглянул в лицо Тиктину, — кратко, но с достоинством и твердо.
— Ну, формулировка, формулировка? — и Андрей Степанович шагал все быстрее.
— Разойдитесь, господа, — вдруг услыхал он сзади.
Городской голова круто повернулся и бегом поспешил назад. Андрей Степанович остановился, глядел вслед. Он разглядел около темной кучки гласных серую шинель. Медленно ступая, Тиктин приближался на гомон голосов.
— А все равно, куда угодно, что за хождения… толпой! — кричал квартальный.
— Я городской голова.
И городской голова быстро расстегивал пальто, откуда засветлела цепь.
— А я еще раз прошу, — крикнул квартальный в лицо голове, — не вмешивайтесь в распоряжения полиции.
— Ваша фамилия! — крикнул Тиктин и вплотную надвинулся на квартального. В темноте вблизи Тиктин узнал — тот самый, что обыскивал, и Тиктин нахмуренными глазами уперся ему в лицо.
— Никаких фамилий, а разойдись по два! — квартальный обернулся к кучке гласных. — Проходи по два!
Трое городовых напирали, разделяли, выставляли черные твердые рукава.
— Сполняйте распоряженье, — говорил городовой, оттирал Андрея Степановича, — а то усех в участок.
— Господа, надо подчиниться, — громко сказал голова. — Раз такой порядок…
Уже три пары спешно шагали через площадь. На той стороне через дождь ярко светили двери дворца командующего войсками. Городской голова подхватил под руку Андрея Степановича.
— Фамилию ему надо, — услыхал вдогонку Андрей Степанович, — на дуель, что ли, вызвать.
Андрей Степанович резко повернулся; городской голова что есть силы прижал его руку, тянул вперед.
— Да бросьте, бросьте!
— Болван! — крикнул Тиктин на всю площадь. Спешные шаги послышались из темноты. Тиктин упирался, но городской голова почти бегом тащил его через площадь. Вот два часовых у будок, жандарм распахнул дверь. Короткий свисток остался за дверью.
Чинный ковер на мраморных ступеньках; тихо шептались гласные у вешалки, учтиво позвякивали шпоры; полевые жандармы вежливо снимали пальто, брали из рук шляпы, зонты.