Вила Мандалина
Шрифт:
Рядом с его домом, покрашенным в жёлтую краску, какой-то нувориш из России возвёл гостиницу «Castellо di Boca», но, поскольку она тоже была выкрашена в жёлтый, так её и называли – жёлтая гостиница, и даже таксисты знали её исключительно под этим названием.
В сезон гостиницу наполняли организованные группы, и Антоне катал желающих на своей лодке, организовывал рыбалку, водил в горное селение, продавал козье молоко по два евро за литр, виноград и киви, и вообще оказывал туристам множество мелких услуг, разумеется, небезвозмездно.
Вокруг росли особняки, подступали апартаменты, но Антоне невозмутимо вёл такую же жизнь, которой жили его предки, и, если бы не «парень с горы», который был старше летами, Антоне можно было бы считать последним представителем стремительно исчезающего уклада. В шутку он называл себя «цыганом». Этим словом местные девушки выражают своё отношение к таким вот несовременным парням, которые не летают по дороге на дорогих автомобилях с наклейками «Brazzers» на лобовом стекле и не просиживают днями в модных кафе Котора и Тивата.
В доме, где не было женщины, стояла грязь земледельческой жизни. Антоне был общительным, вовсе не жадным, но мелочно прижимистым, за копейкой порою не видел рубля, и мне до сих пор не до конца понятно, как уживаются эти качества.
Несмотря на всё это, он был самым свободным человеком, с которым меня сводила жизнь. И слава Богу, частенько думал я, что в этом мире ещё не проявили себя силы, которые могли хотя бы покуситься на его право жить как угодно ему, а не английским и российским яхтсменам.
Он водил дружбу с итальянцем Роберто, композитором, и, помня о своих романских корнях, упражнялся с ним в итальянском языке, как упражнялся в русском во время общения с постояльцами жёлтой гостиницы.
Как бы то ни было, к ослу и его крикам я привык и не обращал на них никакого внимания.
На всю Врдолу это был единственный представитель своего племени, и он даже успел завоевать некоторую известность, попав в местные газеты.
Весной во Врдоле проводится Праздник камелии. Праздник незатейлив: часам к одиннадцати утра у церкви Жён Мироносиц собираются коренные жители, но в большей степени туристы, и угощаются молодым вином и земными плодами, которые безвозмездно предоставляет община. Угощению предшествует совсем короткая официальная часть. В тот год для неё сняли кафе жёлтой гостиницы.
В стране, где на открытие ресторана приезжает министр, Праздник камелии, представляющий собой обыкновенный фуршет, тянет на новость, о которой сообщает пресса. В «Castellо di Boca» съехались должностные лица, сопровождаемые чинно одетыми супругами. В тот раз присутствовал и глава местной полиции и молодой католический священник в чёрной сутане и розовой шапочке. Именно в тот момент, когда некий чиновник произносил речь, бродивший поблизости осёл сунул морду в открытое окно, чем вызвал весёлый переполох. Кому-то из журналистов удалось сделать забавный снимок.
Между тем хозяин Якоба в это самое время сбивал ладони где-то на горе. Если мои ощущения находятся в согласии с разумом и реальностью, то именно там должна была обитать Бела Вила, и как-то я спросил о ней Антоне, но он только пожал плечами.
– А что это – бела вила? – удивился он. Будучи «романом», он и впрямь не был посвящён в славянскую мифологию. – Ты дом с белыми ставнями знаешь? – спросил он. – Там, наверху. Англичане его купили, будут делать гостиницу. У них надо спросить.
И действительно, однажды я уже видел, как два лошака не спеша поднимали наверх мешки с песком и строительными смесями. Разумеется, принимал в этом участие и ослик Якоб – за известное, точнее, неизвестное вознаграждение его хозяину.
Для прогулок по горам я привёз во Врдолу специальные ботинки «Olang» чешского производства, незадолго до того побывавшие на Памире. Видя меня в них, Антоне неизменно выражал восхищение их качеством, и я прекрасно его понимал. Я охотно подарил бы ему такие же, купив где-нибудь в Москве, но с обувью не угадаешь.
– В таких и до крепости дойдёшь, – заметил он, не сводя глаз с моей обувки.
Он имел в виду ту австрийскую крепость, которая господствует над заливом.
Как нарочно, это слышал оказавшийся поблизости отец тех самых милых детей, которые сказали «привет» соседской овчарке Блонди и с которым однажды мы уже взобрались к разрушенной церкви Иоанна Предтечи. Австрийская крепость стояла на этом же склоне, но чуть правее и намного выше, и Юра – так звали любителя горных походов, – покорив Крестителя, давно мечтал туда забраться.
Сказать по правде, прогулка манила своей прелестью: низкие звёзды, виды, костерок из сучьев, несколько слов, которые, как тяжёлые капли, упадут в темноту…
Мой опыт подсказывал, что, даже выйдя на рассвете, до темна мы не обернёмся, так что надо было готовиться к ночёвке.
Антоне, стоявший тут же, превратился в слух, ловя все подробности нашего разговора.
Я предложил отправиться с рюкзаками, как привык за долгие годы предыдущих странствий, только совсем в других горах, но Антоне уже почуял возможность заработка и твёрдо решил её не упустить. На осла предполагалось нагрузить палатку, снедь и прочие вещи, самим же идти налегке. Юра тоже стоял за этот вариант, а мне, по большому счёту, было всё равно.
Посредством подзорной трубы с моей террасы мы с Юрой изучили особенности маршрута. Сложного как будто ничего не было.
Конечно, невозможно себе представить, чтобы со стороны Рисана к крепости не вела какая-либо, пусть даже заброшенная дорога, годная только для гужевого транспорта. Если бы мы задались целью её отыскать, путь наш неизмеримо бы облегчился и, скорее всего, услуги ослика Якоба не потребовались, но Юра именно хотел «ломиться» в лоб.
Ещё даже не убедившись до конца в нашей решимости, Антоне моментально нанял камион, куда в назначенное время по дощатому трапу ввели нашего четвероногого шерпа и внесли поклажу, и за известную плату грузовик доставил нас к той точке, с которой мы планировали стартовать.