Властелин Нормандии
Шрифт:
Разноголосо посыпались обсуждения политических и исторических казусов. Мужчины утопили в вине опасения и заботы дня, расслабились. Спиртное стёрло между ними грани возраста и положения. Им, в хмельном угаре казалось, что нет у них более близких друзей на свете. Они то с хохотом вспоминали уморительные сцены, как заставляли вороватого налогосборщика голым плясать перед крестьянами на раскалённых монетах, то, как приказали одному любителю безудержных пьянок осушить маленький бочонок вина, а пока он спал,
Кто-то упомянул погибших друзей, рыцари горючей, по-мужски скупой слезой сокрушались о неправильных боевых стратегиях, о непредвиденных обстоятельствах, кои невозможно запланировать и избежать.
Анжельжер де Мовбрей охрипшим голосом затянул балладу, к концу первого куплета все товарищи подхватили мотив. Кто-то красиво выводил мелодию, а то-то просто подвывал. Всё ещё были в почёте старинные куртуазии – кельтские предания с высокими понятиями о чести и любви.
Догорал закопченный камин, догорали-таяли восковые свечи в медных подсвечниках.
На столах остались лишь груды костей.
–Ну, кто ещё не пропил последний стыд?– обвёл захмелевшими глазами присутствующих Роберт.
В ответ раздался одобрительный гогот тех, кто ещё не упал под стол.
Утро началось со стонов и похмельного храпа. В гостиной стоял смрад от несвежего дыхания.
Роберт проснулся и с улыбкой разглядывал размытые вином физиономии друзей.
–Де Ивре, ты похож на разбойника с большой дороги,– смеялся сеньор над опухшим лицом вассала.
Проснувшиеся потянулись к кубкам с вином.
–Почему меня непреодолимо тянет к земле?– стонал Фульк.
Он недолго постоял на ногах, затем вновь улёгся на пол.
–Может, твоя мамаша тайком бегала в хижину крестьянина?– шутил Эслуа.
Все рассеялись.
Другому граф Анжуйский срубил бы голову, но на брата сюзерена нельзя обижаться, к тому ж в любой момент Роберт может стать его господином, если что случится с Ричардом Третьим, и Нерра поддержал общее веселье, наполнив зал громким хохотом. Затем он дополз до шкуры медведя, и развалился на ней.
–Не сочти за навязчивость и прости за натурализм, но на шкуре должно быть скопище блох от моих любимчиков-гончих, которые обожают здесь поваляться.
Все опять захихикали.
Предупреждение возымело действие: Фульк сел.
–Приведу себя в порядок,– пообещал он, но продолжал сидеть.
–Иди лучше выпей, полегчает,– позвал за стол Роберт.
–Попойка – это разбитый вид, потеря настроения и сил,– ворчал гость из Анжуйского графства.
Но после опрокидывания в себя пары кубков повеселел, и даже затянул грустную песню.
Роберт обратил внимание на нового оруженосца Эрлюина де Контевиля. Лицо парня заметно побледнело.
–Эрл, ну-ка выпей,– приказал Эслуа.
–Нет, сударь, меня только что стошнило.
–Пить не можешь, зачем вино переводишь?– с укоризной произнёс Нерра.
Граф де Эслуа понимал, что юнец пьёт первый раз, его организм ещё не приспособился к пагубному действию спиртного. Он подошёл к оруженосцу, похлопал Контевиля по плечу.
Насмешливо просил:
–Ну-ка, опиши состояние.
–Желудок муторно тянет, сердце скачет, в горле желчь и горечь…и что-то ещё ноет протяжно и устало, может, душа?
–Когда душа ноет – это ещё цветочки, моя вот пока не опохмелится – трясётся вместе с телом,– поделился ощущениями Люзин.
Роберт налил пол кубка вина и всунул в руку Эрлюину.
–Пей сейчас же,– потребовал он, хотел ещё пригрозить, но зачем выставлять оруженосца в неприглядном свете…
Парень нехотя исполнил. А сеньор проникся к Эрлу уважением: юноша не выслуживается, не старается понравиться, он имеет своё мнение…да он разговаривает с сюзереном почти на равных! Сильная вырастит из него личность.
Эслуа ещё раз хлопнул оруженосца по плечу, довольный его послушанием.
Затем он предложил графу Анжуйскому:
–Оставайся у меня ещё на неделю. Завтра устроим грандиозную охоту, которая может затянуться на пару дней, после опять отметим это событие, попробуешь моё вино…
–Конечно, я рад погостить у Вашего Сиятельства подольше,– принял приглашение Нерра.
Малышка Гарлева проснулась ранним утром и тёрла глазки, когда услышала грозный голос отца:
–Кто обкорнал волосы сестре, словно она овца?
Мальчики переглянулись и воззрились на бесстыжую Вульфгунду. Та прятала глаза. Люсьен сжал кулаки и подскочил к ней. Отец оттащил старшего сына от несносной девчонки.
Гарлева ощупывала подстриженные волосы и ревела.
–Это ты обрезала волосы сестре?– навис Урсольд над Вульфгундой.
–Это не я, это бесы,– лепетала дрянь.
–Ещё и трусиха,– махнул на неё рукой отец.
–Ты сгоришь в аду!– пугала Гарлева злодейку.
–Нет, я замолю грехи,– ехидничала та, показывая сестре язык.
–Хотел взять в гости к дяде вас обеих, теперь же со мной пойдёт только Гарлева,– распорядился Урсольд.
Слёзы младшей сразу высохли, старшая же что-то злобно пыхтела под нос.
Девочка надела новый фиолетовый опашень (мужская и женская одежда свободного покроя, с длинными, сужающимися к запястью рукавами) из нанки (грубая плотная хлопчатобумажная ткань из толстой пряжи). Папаша Шаррон был горд, что его дети не носили одежды из поскони (мужская особь конопли, домотканая холстина).