Властелин огня
Шрифт:
– В 1872 году у нас впервые получилась бессемеровская сталь!
– воскликнул я.
– Вот именно. И связано ли это с появлением некоего Ковача, который, кстати, и по имени не назван? И вот еще что интересно. Остальные четверо - Артемьев, Губин, Зареченский и Самойлов - были старшими мастерами. Они получали достаточно, чтобы не затягивать пояса от получки до получки и не делать долгов в заводской лавке. Рабочей элитой были. А Ковача в списках старших мастеров и других высокооплачиваемых работников нет. Получается, он - единственный из простых сталеваров, которому настолько мало было нужно, что он мог не одалживаться у владельцев завода в счет будущего жалованья ...
–
– ухватил я.
– Сталевар Ковач, которому ничего не нужно и который обходится без еды и питья, появляется как раз в тот момент, когда бессемеровскую сталь наконец удается сварить! Ничего не скажешь, вот это совпадение!
– Да, совпадение занятное.
– Никодимыч согласился со мной, но не без осторожности.
– А еще занятней, что как только бессемеровская сталь пошла, жалованье сталеваров резко подскочило.
– Тоже здорово! А если б сталь не пошла?
– Все на волоске висело. В налаживание бессемеровского способа было вложено столько денег, что, возможно, еще месяц другой - и заводчики по долгам расплатиться не смогли бы, пришлось бы завод закрывать ...
– Все один к одному!
– сказал я восхищенно.
– Очень похоже на то, что сейчас.
– Да, похоже ...
– Яков Никодимович ненадолго задумался о чем-то своем.
– А вот и еще один след в истории. Из заводских специалистов, которых пугачевцы хотели казнить за то, что «грамоте шибко много знали, а значит, барских кровей» были, спасся австрийский металлург фон Краущ, которого отбил У бунтовщиков и благополучно увез подальше его слуга, по имени Ковач, из гонведов родом .. , И еще. У Аносова был кучер выделенный ему, чтобы он мог объезжать все производства. А фамилия кучера была Ковач ... я раньше ни на фамилию слуги, ни на фамилию кучера внимания не обращал, а теперь призадумался. Хотя, конечно, это может ничего не значить. Но есть и другие интересные вещи. Правда, они больше относятся к области мифов и легенд. Например, у американских сталеваров есть легенда о стальном человеке, который приходит, когда сталеварам становится плохо. И по легенде, этот чудесный сталевар - американец венгерского происхождения, во многих вариантах легенды его так и называют: Мадьярчик. Нечто подобное встречается и у сталеваров других стран.
– Так он, получается, вездесущ?
– спросил я.
– Легенды на то и называются легендами, что в них от реальных фактов очень мало, - ответил Яков Никодимович.
– А то, что есть, причудлив о перемешано и переиначено. Легенда это сказка, выдумка, люди выдумывают для себя то, чего им в жизни не хватает. Но интересно, сколько совпадений и перекличек возникает между «профессиональным фольклором» сталеваров самых разных стран, с разных концов света. И почему этот «дух стали», «стальной человек» или как ты его там ни называй, во всех преданиях, не связанных друг с другом, оказывается с венгерскими корнями? Вот над чем стоит подумать.
Для меня-то ответ был ясен, но я не стал его предлагать Никодимычу.
– А в этих легендах черный ворон ни разу не упоминается?
– полюбопытствовал я.
Яков Никодимович остановился.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что у Ковача есть черный ворон. Вернее, не совсем у него и не совсем ручной, но Ковач его прикармливает, и ворон его слушается. Только не знаю, разговаривает этот ворон или нет.
Яков Никодимович рассмеялся.
– Выходит, в глубине души ты веришь в красивые легенды, а не в сухую реальность? Мне бы тоже хотелось в них верить. А ворон ... Что ж, если Ковач прикармливает птицу посреди суровой зимы, значит, у него доброе сердце, вот и все. Я, признаться, о другом думаю ...
–
– О призраках прошлого, назовем это так. Сколько мы их встречаем! Призраки пугачевского бунта возникают перед нами, и призраки времен других потрясений, и призраки военныx и послевоенных лет - и невероятно далеких, и невероятно близких. Иногда трудно поверить, что отрезки времени, на которые мы оглядываемся, укладываются в одну человеческую жизнь, потому что на этих отрезках сменились целые эпохи. Рахмонов одержим призраками прошлого, и сам он - тоже немного призрак ... Правда, его можно разглядеть, с ним можно поговорить. У меня часто возникает ощущение, что работа любого историка сводится к тому, что он бродит среди призраков, бестелесных и ускользающих, и пытается хоть на секунду осветить их так, чтобы разобрать черты их лиц ... Порой это удается, а порой нет. Видишь, мы и сейчас бредем, цепляясь за еле заметные вешки, ориентируясь на еле заметные огоньки, которые вот-вот погаснут ... И тогда призраки прошлого могут навалиться и одолеть, и ты провалишься в прошлое, заблудишься в нем. Необходимо разобраться с призраками прошлого, понять, как они влияют на нынешнюю жизнь. Оживить на страницах бумаги людские судьбы, восстановленные долгими и трудными поисками по архивам, воспоминаниям, документам. И в результате, обнаружить закономерности, которые помогут в настоящем и будущем ...
– А вы верите в настоящих призраков?
– спросил я, когда он умолк, и мы несколько шагов прошли в тишине.
– В настоящих? Как тебя понять?
– Ну, в тех, которые, как говорят, водятся на месте казни пугачевского отряда и еще кое-где в нашем городе ...
– А ты сам-то их видел?
– с улыбкой спросил он.
– Видел, - ответил я.
– И последний раз - на пожаре.
– И кто это был?
– Пугачевцы очень злые.
Яков Никодимыч покачал головой.
– Что-то тебе померещилось ... Но я о пожаре хотел тебя расспросить. Что это за выдумки, будто Ковач вышел из горящего дома, разломав стену?
– Это не выдумки, - сказал я.
– Это правда. Я сам это видел. Зрелище было ...
– я попытался подыскать слова, - жуткое и фантастическое!
– Ну и ну!
– отозвался он.
– Жаль, меня там не было ...
– Да, - сказал я, - вы бы тоже поразились.
Учитель остановился и поправил шарф, укутывая горло.
Шарф размотался, пока он шел и увлеченно говорил, размахивая руками.
– А через несколько дней - Масленица ...
– задумчиво за метил он, взглянув в небо.
Масленица! .. Мне припомнились слова Ковача, что Масленица для него - опасное время, и в груди у меня что-то сжалось.
Глава седьмая ЧЕРНЫЙ ВОРОН
Масленичная неделя началась с очень дурного предзнаменования. В понедельник в местных газетах появились сообщения, что в воскресенье вечером в наш город прилетел Варравин - чтобы, как он сам сказал газетчикам, справить настоящую русскую масленицу в настоящем старом русском городе, вдали от столичной суеты, успевшей надоесть всякому разумному человеку.
Мнe показалось, тон у этих газетных сообщений самый что ни на есть подхалимский и заискивающий. Будто каждая газета надеялась, что именно ее Варравин заметит и отвалит ей денег.
И по местному телевидению Варравина показали тоже в этаком благостном стиле. Как он катается на санях, запряженных тройкой лошадей, и как лопает блины на ярмарке с парком развлечений, и как на церковь жертвует, и все такое.
Отец только пофыркал, глядя в телевизор, и дядя Коля Мeзецкий, который был у нас в гостях, тоже.