Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя
Шрифт:
Выпив снотворного, Роже будет сражен усталостью и ему не достанет сил выстрелить.
Читатели, разумеется, сурово осудят действия Пелиссона де Пелиссара.
Однако, можно возразить, что с одной стороны господин Пелиссон был сказочно богат и с другой стороны – речь шла о всеобщем мире.
Пока этот достойный дворянин завершал свои приготовления, д'Артаньян завершал свой туалет с хладнокровием человека, который готовится предстать перед знакомым ему обличьем смерти – и многоликим, и глупым одновременно, и, представ, сделать вид, что не дивится увиденному, чтоб не нанести таким образом этой даме оскорбление.
В этот момент кто-то стал царапаться в дверь.
Д'Артаньян велел Планше открыть.
Появилась Жюли дю Колино дю Валь.
На ней было платье из серого муслина, что давало возможность оценить в полной мере и руки, и плечи.
Платье было отделано лентой вишневого цвета, что отлично гармонировало с губами девушки.
– Господин д'Артаньян, ситуация такова, что мне не нащупать нерв нашего разговора…
– А вы попробуйте, сударыня, попробуйте, если, конечно, не желаете присесть.
– Вы не должны быть причиной того, что мадмуазель Шанталь погибнет с тоски.
– Отчего у вас такие опасения?
– Неужели вы не видите, как она любит кузена? Надо быть слепым…
Д'Артаньян был сильным человеком, но он побледнел.
– Что до самого Роже, то он уже страдал от неразделенной любви в прошлом. Теперь он открыл свое истерзанное любовью и полное меланхолии сердце двум италийским морям, после чего бросился в эту новую любовь, уверив себя в том, что это все же хоть отчасти Она.
– Отлично, мадмуазель. Обещаю вам, что господин де Бюсси Рабютен выйдет победителем из поединка.
– Но если он убьет вас?
– Со мной это уже случалось,
– Вы феникс среди рыцарей, я буду ухаживать за вами, я исцелю вас, я…
– Но кто ж та особа, которая так ввергла в отчаянье господина де Бюсси-Рабютена?
– Вероятно, все-таки это я сама.
И тут она исчезла – вишневая, чуть серая… Какое-то мгновение д'Артаньян рассматривал себя в зеркале.
– Какая жалость, – сказал он сам себе, – мне нравится, как эта голова сидит на плечах.
Внезапно раздались спорящие голоса.
Это Планше не разрешал Ла Фону войти в комнату.
– Я тебе говорю, он с женщиной.
– С женщиной? Как ты узнал об этом?
– По платью, болван.
– Мне случалось видеть отменнейшие платья, но внутри был мужчина.
– Мой друг, мужчины не носят платьев.
– Мужчины – нет. А папа носит.
– Да от такого сравнения разит сатаной.
– Не отзывайся дурно о моем друге, с которым ты не знаком.
– Я знаком с двадцатью шестью способами обращения с палкой.
– А я знаю двадцать семь способов обращения с Господом Богом.
Тут открыл рот д'Артаньян:
– Что там такое?
– Этот малый, сударь, желает пролезть в комнату.
– Этот олух не дает вам возможности встретиться с его святейшеством папой.
– Разве мне предстоит встреча с его святейшеством?
– Вот именно.
– Когда?
– Через час.
– Где?
– Вам надлежит следовать за мной.
– А твой хозяин?
– Уехал вперед.
– А дуэль?
– Переносится на ночь.
– Планше, шпагу, плащ. Мы едем. Планше скорчил физиономию.
– Сударь…
– Что такое?
– Шпагу на встречу с папой?
– Он не обратит на это внимания, он правит молниями, не шпагами.
И Планше подал плащ и шпагу.
XIV. ПАПА И МУШКЕТЕР
Д'Артаньян вскочил в карету, занавески тотчас задернулись.
Пелиссон де Пелиссар, сидя рядом, разглаживал усы.
Планше и Ла Фон устроились на козлах. Между ними торчал вооруженный кнутом кучер, готовый в случае необходимости вмешаться в их ссору.
Они проехали с полчаса, и д'Артаньян нарушил, наконец, молчание.
– Мой друг, в вашем роду было столько святых. Сообщите мне по секрету о главном достижении Урбана VIII.
– Главных достижений два, притом весьма значительные.
– Два? Черт побери, какой понтификат!
– Во-первых, он упразднил иезуиток.
– Иезуиток?
– Вот именно. Мало того, что они были женщинами, они желали еще сверх прочего быть иезуитками!
– Ну а второе?
– Он окрестил Ришелье.
– Тысяча дьяволов! Так ему, наверно, лет сто, вашему папе.
–- Отнюдь. Он свеж, как огурчик. Он посвятил Ришелье в кардиналы.
– Выходит, без Урбана VIII…
– У нас не было возможности звать Ришелье его высокопреосвященством…
– Что было бы в высшей степени неучтиво. В этот момент карета остановилась.
Соскочив со ступеньки, д'Артаньян очутился перед одиноко стоящим домом, одно окно в этом доме светилось. Дверь распахнулась.
Человек в черном со свечой в руке предложил д'Артаньяну следовать за ним по лестнице, стены которой были обиты темно-серым бархатом.
В конце лестницы скрытая за занавеской и обитая тем же бархатом дверь открылась прежним таинственным образом.
В сопровождении своего спутника д'Артаньян миновал несколько коридоров и оказался перед третьей дверью, и она, в свою очередь, распахнулась.
Человек в черном исчез.
Д'Артаньян переступил порог.
Закутанный в меха старец сидел в кресле, грея ладони с короткими пальцами над пылающим в камине огнем.
Он поднял одну из ладошек, словно желая благословить широкий табурет на треноге.