Влюбленный в жизнь. Размышления о «Заратустре» Фридриха Ницше
Шрифт:
Его кусает змея – и вместо крови выступает молоко. Однажды я присутствовал на джайнистской конференции, где передо мною выступал джайнистский монах. Он воспевал все чудеса Махавиры, и когда пришла моя очередь, я сказал: «Это были не чудеса. Достаточно немного пошевелить мозгами, чтобы понять, что если бы в теле Махавиры вместо крови циркулировало молоко, то оно могло бы выступить только через стопы. Но за сорок два года циркулирующее молоко превратилось бы в творог или в масло, даже в топленое масло. Но оно оставалось молоком! Выступило свежее молоко!
Но, быть может, это было нечто вроде молока из женской груди – однако в груди есть тончайший механизм для преобразования крови в молоко. Такое возможно, если вы настаиваете на том, что у Махавиры по всему телу были молочные железы».
Но это бессмыслица. Однако все… Мать Гаутамы Будды родила его стоя, и с этим еще можно смириться, потому что это не слишком большая
Но Будда прошел семь футов! Новорожденный ребенок, по сути, не может стоять, а он прошел семь футов. И не просто прошел; пройдя семь футов, он поднял глаза к небу и объявил: «Я – величайший будда, величайший просветленный прошлого, настоящего и будущего».
И это вызывает сильный упадок духа: ведь вам такое не под силу. Во-первых, вы уже родились. Вы можете попробовать в следующий раз, но эта жизнь уже утеряна. В этой жизни вы не можете стать пробужденными, поэтому просто готовьтесь к следующей жизни. Не забывайте, что именно вам нужно сделать.
Но все эти вымыслы преследуют определенную цель. Цель – настолько отдалить этих людей от человечества, чтобы вы в лучшем случае могли им поклоняться, но не могли бы даже мечтать о том, чтобы с вами произошло то же самое.
То, что сделал Заратустра, должен сделать каждый просветленный. Каждый просветленный должен вернуться в мир. Он в долгу перед миром. В долгу перед человечеством. Он родился человеком, и ему нельзя простить создание вокруг себя мифов или создание другими людьми мифов вокруг него, превращающих его в нечто невероятное.
Заратустра более человечный, более любящий, поэтому можно понять, почему он вернулся к человечеству. Он накопил столько мудрости, столько меда, что ему хочется одарять и наделять им. Он хочет снова стать пустым, потому что теперь он знает, что чем больше он отдает, тем больше существование будет в него вливать. Он может бесконечно проливаться, и у него по-прежнему будет преизбыток, которым он может делиться.
Тот, кто по-настоящему любит человечество, тот, кто утверждает жизнь, не осуждает, не отрицает; он ни у кого не вызывает чувства вины. Наоборот, он каждому помогает: «Что есть у меня, то сокрыто и в тебе». Он спускается для того, чтобы приободрить тех, кто готов, кто нуждается в каком-то наставлении, кто хочет познать путь, кто желает обнаружить свое самое потаенное сокровище.
Заратустру необходимо понять лучше ради блага грядущего человечества. Он – большее благословение, чем кто-либо еще.
Глава 2
Мудрость дает подлинную свободу
Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался ему. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал старец, покинувший свою священную хижину, чтобы поискать кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:
«Мне не чужд этот странник: несколько лет тому назад проходил он здесь. Заратустрой назывался он; но он изменился.
Тогда нес ты свой прах на гору – неужели теперь хочешь ты нести свой огонь в долины? Неужели не боишься ты кары поджигателю?
Да, я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?
Заратустра изменился, ребенком стал Заратустра, Заратустра проснулся – чего же хочешь ты среди спящих?
Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя. Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое тело?»
Заратустра отвечал: «Я люблю людей».
«Разве не потому, – сказал святой, – ушел и я в лес и пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?
Теперь люблю я Бога: людей не люблю я. Человек для меня слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня».
Заратустра отвечал: «Что говорил я о любви! Я несу людям дар».
«Не давай им ничего, – сказал святой. – Лучше сними с них что-нибудь и неси вместе с ними – это будет для них всего лучше: если только это лучше и для тебя!
И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще заставь их просить ее у тебя!»
«Нет, – отвечал Заратустра, – я не даю милостыни. Для этого я недостаточно беден».
Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: «Тогда постарайся, чтоб они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.
Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?
Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям! Почему не хочешь ты быть, как я, – медведем среди медведей, птицею среди птиц?»
«А что делает святой в лесу?» – спросил Заратустра.
Святой отвечал: «Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю песни, я смеюсь, плачу и бормочу себе в бороду: так славлю я Бога.
Пением, плачем, смехом и бормотаньем славлю я Бога, моего Бога. Но скажи, что несешь ты нам в дар?»
Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал: «Что мог бы я дать вам! Позвольте мне скорее уйти, чтобы чего-нибудь я не взял у вас!» – Так разошлись они в разные стороны, старец и человек, и каждый смеялся, как смеются дети.
Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце своем: «Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не слыхал о том, что Бог умер!»
Заратустра пошел в горы в поисках уединения. В толпе можно чувствовать себя одиноким, но не уединенным. Одиночество – это своего рода желание другого. Вы тоскуете по другому. Вам не достаточно себя – вы пусты. Поэтому каждый хочет быть в толпе и плетет вокруг себя множество отношений лишь для того, чтобы обмануть себя, чтобы забыть о своем одиночестве. Но одиночество снова и снова выходит на поверхность. Никакие отношения не сокроют его. Все отношения очень тонкие и хрупкие. В глубине души вы хорошо понимаете, что даже в толпе вас окружают чужие люди. Вы и сами чужды себе.
Заратустра и все мистики шли в горы в поисках уединения. Уединение – это позитивное чувство, чувство твоего собственного бытия, чувство того, что тебе достаточно себя, что тебе никто не нужен. Одиночество – это болезнь сердца. Уединение – это исцеление.
Познавшие уединение навсегда превзошли одиночество. Одни или среди людей, они всегда сосредоточены на себе. Они одни в горах, они одни в толпе, потому что таково их осознание: уединение – это наша природа. Мы пришли в мир одни и покинем его одни.
Между этими двумя уединениями – между рождением и смертью – вы тоже одни. Но вы не поняли красоту уединения и поэтому предались своего рода заблуждению – заблуждению одиночества.
Чтобы познать свое уединение, необходимо покинуть толпу. Медленно, медленно, когда вы забываете мир, ваша осознанность сосредоточивается на вас самих, и происходит вспышка света. Вы впервые познаете красоту и благословение уединения, его невероятную свободу и мудрость.
Когда Заратустра жил в горах, с ним были змея и орел. На Востоке змея всегда символизировала мудрость. Величайшая мудрость – идти по жизни, избавляясь от прошлого, не цепляясь за него, подобно тому как змея сбрасывает старую кожу и никогда не оглядывается. Она всегда движется от старого к новому.
Мудрость – это не коллекционирование прошлого; мудрость – это переживание непрестанно обновляющейся жизни. Мудрость не собирает пыль воспоминаний; она остается чистой, как зеркало, отражающее все сущее – всегда свежее, всегда новое, всегда в настоящем.
Орел – символ свободы. Он одиноко взлетает к солнцу, парит в необъятном небе, не ведая страха. Мудрость и свобода – две стороны одной медали.
Прожив в горах десять лет, Заратустра обрел экстаз уединения, чистоту уединения, независимость уединения. В этом он отличается от других пробужденных; достигнув осознания, они оставались на своих вершинах. Заратустра начинает свой закат, возвращение к толпе. Он должен передать человечеству послание: «Ваши страдания не обязательны, ваша зависимость не обязательна, вы сами создаете себе тюрьму – лишь ради того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но единственная безопасность – в познании себя, ибо тогда даже смерть становится бессильной. Она не может вас уничтожить».