Влюбляясь в Бентли
Шрифт:
— Да. Держу пари. Поддержание физической активности твоей руки является лучшим способом держать это чувство под контролем.
Когда я закончила, она забрала теннисный шар и убрала его обратно в коробку.
— Как твоя рука? Ты в порядке?
— Хорошо, — отвечаю я, распрямляя свои пальцы, — я имею в виду «да». Все хорошо.
Она улыбается и снимает фиксатор с моей ноги, кладя его на пол. Я ненавижу это. Мое лицо начинает гореть, поскольку Шерри разглядывает мой шрам.
— Выглядит неплохо, а теперь я хочу, чтобы мы поработали над ногой — поставь свою ногу на пол. Хорошо. Я хочу, чтобы ты покачала
— Да. Я люблю музыку.
Я вздрагиваю от боли, уже заканчивая то упражнение, что она мне показала. Это гораздо хуже, чем было с рукой.
— Мне жаль. Я знаю, как это больно, дорогая, ты замечательно выполняешь свою работу. Теперь поочередно, опираясь на пальцы ног, поднимай пятку.
Шерри встает со стула.
— Хорошо, теперь мне нужно, чтобы ты следовала за мной и встала около стены.
Я встаю к стене, как будто для измерения роста, и женщина надевает страховку на мою руку — предполагаю, чтобы помочь мне сохранять равновесие, так как я периодически пошатываюсь.
— Я хочу, чтобы ты встала на носочки, отрывая пятку от пола. Держись в таком положении пять секунд и медленно возвращайся на пятку. Один, два, три… Ты в порядке?
Я хочу пожаловаться Шерри, что достигла своего предела, но моя мать сказала, что я должна стараться.
— Все в порядке.
— Хорошо. Пять, — выражение ее лица смягчается, — Ты можешь сделать это для меня еще десять раз?
Мой живот скручивает. Еще десять раз! Я никогда не буду в состоянии сделать это.
— Я могу попробовать.
— Один, два, три… — Шерри считает. Я испытываю затруднения, стоя на носочках. Мне тяжело, мое тело влажное от пота. Мои мышцы напрягаются под кожей. Лицо Шерри сияет от гордости, когда мне удается сделать десять раз.
— Замечательно! Продолжай в том же духе, и на следующей неделе мы отправим тебя в бассейн.
Глава 3
Заброшенный
Джон
Черт. Я всегда считал, что готовить относительно легко. Я имею в виду, что это никогда не выглядит сложным, когда этим занимается мама. Я видел, как она жарит курицу, моет пол шваброй, убирается в холодильнике и стирает, и все это одновременно. Я считаю себя довольно умным человеком, в моих венах течет ее положительная кровь первой группы; конечно, я должен был унаследовать некоторые из ее способностей к многозадачности. Очевидно, нет. Спустя несколько серьезных ожогов, и я переосмысливаю всю свою идею удивить маму ужином.
Нахмурившись, я делаю резкий шаг назад, когда из-под стеклянной крышки, вибрирующей на большой кастрюле, вырывается облако пара. Рис. Он же должен быть пропаренным? Думал, ему это нравится. Так написано прямо на коробке. Чем больше пара, тем сильнее качается крышка, пока не становится похожа на шаттл перед взлетом. Я остерегаюсь приближаться к ней, даже с одной из этих девчачьих щипцов, защищающих мою руку. Может, я и храбрый парень, но я также знаю, когда нужно признать поражение. Я делаю еще один шаг назад.
Как будто мне нужно еще одно доказательство того, какой я идиот, над головой срабатывает пожарная сигнализация. Отвратительный, постоянный визжащий звук заставляет моего девятилетнего
— У меня все под контролем, — кричу я, перекрывая тревогу и вой моих собак. Что является полной ложью. Роско наклоняет голову, его глаза не уверены, ухо приподнято.
— Надоедливая пожарная тревога или настоящий полыхающий огонь, с чем ты справишься в первую очередь? — спрашиваю я Роско. Он качает головой в сторону, ничего не понимая. Здесь главная дилемма. Пожар? Тревога?
— Ну ты и помощник. Думал, бигли должны быть умными. Ты позоришь свою породу. — Решение принято. Я иду, а не бегу, к раковине (у меня есть чувство собственного достоинства), вытаскиваю резиновый шланг, включаю распылитель воды на мою курицу Терияки и овощную смесь, пылающую на сковороде. Запах, наполняющий кухню, слишком знаком, он похож на тот, когда мой сосед случайно поджег хвост своей кошки с помощью зажигалки. Я все еще скептически отношусь к этой «случайности», но вы когда-нибудь чувствовали запах паленой кошачьей шерсти? Неприятно.
Мой большой палец обводит маленькую серебряную кнопку на шланге, чтобы почувствовать ее. Глубокий вдох, прицел, ровно, как это делают пожарные…
— Господи, что здесь происходит? — кричит мама, держа в руках два бумажных продуктовых пакета. Она ставит пакеты на столешницу, бросает сумочку и хватает метлу из шкафа в прихожей (интересно, зачем… ведь сейчас не самое подходящее время для уборки?!). Перевернув метлу вверх ногами, она деревянной ручкой нажимает на красную кнопку пожарной сигнализации, и шум мгновенно стихает. Ну а я чувствую себя глупо.
Она делает мне самое злобное лицо, на которое только способна, но мне не хочется говорить, что оно не такое уж и злобное.
— Надеюсь, ты не собирался обрызгать мою плиту этой штукой! — говорит она, хватая распылитель и ручку дымящейся сковородки, окуная ее под непрерывную струю воды в раковине. Сковородка протестующе зашипела. Черт. Я действительно все испортил. Я пытаюсь сделать невинное лицо, но у нее уже выработался иммунитет к этому.
— Надеюсь, ты не очень голодна, — говорю ей, засовывая большой палец в задний карман джинсов и разглядывая свой беспорядок. Кухня выглядит как дерьмо. А еда еще хуже. И бедный Роско, он бросил меня посреди хаоса, убегая в укрытие. Я предполагаю, что он под моей кроватью. Он там довольно часто бывает; старость. Его нервы расшатаны.
По лицу моей мамы расплывается ярчайшая улыбка. Она наклоняется и крепко целует меня в правую щеку, и я рад, что никто этого не видит, потому что было бы очень неловко, если бы кто-то увидел, как мама целует меня. Одна из ее рук ложится на грудь, и она мечтательно вздыхает.
— Ты готовил для меня? Вау, ты совсем не похож на своего отца. Иногда я сомневаюсь, что ты вообще его ребенок. — Я думал, что уже привык к тому, что она указывает на то, какой неудачник мой отец. Нет, все еще больно. Я понял, что лучшее, что можно сделать, когда о нем заходит речь, — это быстро сменить тему: то же самое касается моих учителей и друзей, когда они спрашивают о моем отце.