Во славу русскую
Шрифт:
В этом составе новорождённый прусский военный флот отважно двинулся на север, к входу в Финский залив. В день отплытия пришло известие о разгроме русских в Западной Пруссии, враг германцев далеко был отброшен от Данцига. Даже самые далёкие от военных дел бюргеры смекнули: после победы на море война закончится. Ни для немецкой, ни для русской, ни для английской стороны её затягивание не выгодно. Пострадает лишь Польша от очередного передела, ей не привыкать служить разменной монеткой в торге великих держав.
Эскадра встретилась с русскими, когда на траверзе по правому борту чернели невысокие скалы Моонзундского
Как и ожидалось, троица бросилась наутёк. Лишь только они начали разворот, из-за кормы малого судна вынырнул четвёртый дымок и решительно двинул навстречу «Гогенцоллерну».
— Всем расскажем, сэр, в бою у нас не было численного превосходства, их тоже четверо, — капитан флагмана показал тонкий английский юмор. — Интересно, они собираются таранить нас или сразу сдаться?
Далёкое от традиций морского боя поведение противника озадачило Старка. А всё непонятное — опасно.
— Не будем это выяснять, капитан. Белого флага нет — топите его.
Дальше начались странности. Не похожий ни на что чёрный кораблик, на вид — до сорока футов длиной, нёс несоразмерно большую дымовую трубу, исторгавшую блеклый дым, светлее по сравнению с привычным угольным. На нём почти не было надстроек, лишь подобие рубки. А главное — приняв попадания, неминуемо должные разнести его в щепки, он решительно отказался тонуть!
Адмирал нервически скрипнул зубами.
— Разрешите заметить, сэр, — высказался капитан, когда стих грохот очередного залпа. — Он идёт на таран. Это — брандер!
— Так какого дьявола вы медлите?!
«Супериор» — не бричка, команда «лево на борт» не исполняется за один миг. Матросы в четыре руки вращают огромный штурвал, блестящий крашеным железом корпус лениво выносит корму в сторону, противоположную направлению поворота, подставляя борт самоубийственно прущейся на него лоханке…
Когда паровое недоразумение проскользнуло в мёртвую зону орудий, а матросы открыли по нему ураганный огонь из ружей, адмирал и капитан убедились, что носовая его часть пробита снарядами, пули превращают её и дымовую трубу в решето. Порох, коим начиняется брандер, давно взорвался бы, но не тут-то было. Свинец высекал искры из обшивки, паровой катер приближался, словно заговорённый, пока не оказался ярдах в шести. Самые смелые и любопытные, свесившиеся через борт, стали первыми жертвами. Оглушительный взрыв прогремел над морем, взметнув над волнами гейзер воды и щепок — под ватерлинией нет железа.
Закричали раненые; капитан начал выкрикивать команды, разорялся боцман, сновали офицеры — но тщетно. Прореха оказалась слишком велика. Пробовать завести на неё пластырь — что остановить носовым платком набегающую волну.
Корабль, лишь двое суток носивший несчастливое прусское имя «Гогенцоллерн»,
Зато капитан «Вестфалии», в девичестве — «Принца Уэльского», не поторопился принять адмирала на борт и бросился в погоню. Тихоходный русский баркас, капитан которого не мог надеяться на успешную ретираду, вдруг… приподнялся над волнами! Под днищем его обнаружились связки толстых труб, из которых тотчас вылетел огонь.
На глазах изумлённых англичан и немногочисленных пруссов горящие светляки обрушились на рангоут и такелаж «Вестфалии», часть из них просвистела за борт, некоторые запутались, с полдюжины упало на деревянную палубу. Возникли пожары, капитан, столкнувшись с неизвестным и подлым оружием, от греха подальше велел отвернуть и затушить огонь, уступая пространство третьему британскому кораблю — «Георгу», идущему в бой под именем «Фридриха Великого».
Что же происходило в короткие минуты передышки на борту странного русского кораблика? Инженер-генерал Карл Андреевич Шильдер, не посмевший выпустить своё детище без присмотра в первую баталию, оторвался от медной зрительной трубы и торжествующе повернулся к капитану.
— Подожгли мы британца-то, Викентий Петрович!
Тот радостно прокричал новость по отсекам. Оглохшие от взрыва у борта «Супериора» подводники с трудом расслышали счастливую весть, потом прогремело «ура», мало уступающее в громкости тому взрыву, а затем, чуть потише — другие восклицания. Очень короткие и цветастые.
— Нет такой возвышенной и светлой вещи, которую русский матрос не мог бы выразить грязными богохульными словами, ваше превосходительство, — хохотнул мичман. — Разрешите приступить к замене заряда!
— Незамедлительно. Третий британец уже недалеко.
Утопить один и повредить другой крупный корабль — уже огромный успех. «Тагил», назначенный при постройке наводить ужас на турецкие берега, отыграл дебют в Балтике. Но аппетит приходит во время еды. К тому же английский корабль может просто ударить форштевнем, снести дымовую и воздуходувную трубы, развалить подводный корпус… Поэтому выбора нет — только атаковать самим.
Матрос выбрался на верхнюю палубу, едва отворив люк, покорёженный обстрелом, который, впрочем, и не стихал — двое оставшихся на плаву кораблей пытались попасть в малую цель с дальней дистанции. Моряк вытащил цепь, уходящую в нос под воду. Над волнами показалась чуть погнутая взрывом железная труба бушприта, в ней торчали щепки, оставшиеся от шеста-утлегаря. На мостик выбрался второй новобранец подплава с бочонком в руках. В четыре руки они вставили в бушприт новый шест. Бочонок с гальваническим проводом для дальнего подрыва булькнул в воду впереди ложного верхнего корпуса, избитого, но не теряющего плавучести из-за плотно набитого в него пробкового дерева. Матросы вздрогнули, ибо слишком хорошо знали капризность пироксилина, им Шильдер приказал наполнить мину вместо привычного и верного чёрного пороха. Однако беда миновала. Строптивый заряд занял место впереди, готовый вонзится под вражескую ватерлинию на глубине в человеческий рост.