Во власти мракобесия
Шрифт:
– Не знаю… – Он развёл руками. – Я соскучился… Вот решил, что должен вас увидеть… В груди щемило от желания… Наверное, влюблён. Разве это невозможно?
– Отчего же невозможно? – Она опустилась на диван. – Странно, два взрослых человека, всё понимаем, а не можем поговорить… Знаете, я тоже думала о вас…
– Правда?
– Правда… И хотела… вернее… оно как-то само думалось, воображалось… что мы, может быть, встретимся… Только, конечно, без ваших спецзаданий…
– Нет, нет! – Вадим резко сел на стул и тут же вскочил. – Никаких заданий! Нет, нет… Только так… Вы и я… Просто для себя… Просто… Чёрт возьми, я чувствую себя не в своей тарелке. – Он стал ощупывать себя руками, будто искал что-то в карманах. – В тот раз мы обсуждали детали нашей поездки, готовились… Всё было естественно. А теперь…
– Что вам мешает?
– Рита, вы мне нравитесь… Безумно нравитесь…
– Это должно помогать, а не мешать… Может, вы тоже мне нравитесь. Ведь это хорошо?
– Хорошо, – согласился Игнатьев.
Она встала.
– Сейчас будет чай, – сказала она и улыбнулась. – Шампанское ведь ещё не охладилось?
– Пожалуй, не успело.
– Тогда выпьем чаю с тортом. Знаете, я всегда любила «Птичье молоко». Ещё с детства. Раньше за ними всюду очереди выстраивались, за неделю записывались. А теперь их где угодно можно купить. Однако нынче это совсем уж не то «Птичье молоко», другой вкус. Всё поменялось в нашей жизни.
– Да, всё поменялось. Я как раз об этом думал, когда ехал к вам…
– А помните, как трудно было купить картофельные чипсы? Десять копеек пакетик стоил. Зато теперь какой выбор! Но прежнего вкуса тоже нет…
– Да, не тот вкус, – согласился Вадим и взял руки Маргариты в свои.
Они ещё долго вспоминали мелкие отличительные особенности советских лет, пока Рита не спохватилась: «Ой, чай-то совсем остыл!»
И они пили чай. А позже откупорили шампанское.
– Перейдём на «ты»? – предложил Вадим, не очень, впрочем, уверенно.
– Давайте… Давай… И выпьем за это…
Завязавшийся разговор унёс их в недавнее прошлое.
Перебивая друг друга и смеясь, они вспоминали юность.
Вадим признался, что был ужасно неловок с первой своей девушкой и что вообще всегда чувствовал себя скованно в женском обществе.
– Не может быть, – не поверила Рита. – Ты же очень красив.
– Я, конечно, умею забористо поговорить и изобразить плейбоя, но это всё трепотня. А вот когда надо быть серьёзным, ухаживать, чтобы добиться внимания той, которая нравится… Вот тут меня словно парализовало, язык прилипал к горлу…
– Странно.
– Да… Вот и с тобой тоже… Сейчас вроде легко, а захочу признаться в любви, непременно оробею…
Марго улыбнулась.
– Ты не объясняйся… Ты уже всё сказал… Мы друг друга поняли…
– Тем не менее… – Вадим замолчал.
Повисла пауза.
Марго поставила бокал, встала и шагнула к Игнатьеву. Он не успел сообразить, что она задумала, а её губы уже коснулись его рта.
– Вот так, – опять улыбнулась она, прервав продолжительный поцелуй. – Теперь ты будешь смелее… Верно?
Он поднялся и взял её за обе руки.
– Рита…
Она молча кивнула, не отрывая от него глаз, и прильнула к его груди.
– Наверное, ты права, – прошептал он. – Не нужно ничего объяснять…
И опять поцелуй…
– Какой нынче замечательный вечер! – Рита оторвалась от него и глубоко вздохнула. – Ты знаешь, я до сих пор не могу поверить, что всё так получилось. Если бы я тогда не пошла с Женькой на концерт, то не встретилась бы с Машковским и Сергей не поручил бы мне поставить эти треклятые микрофоны. И если бы я не испугалась поставить их, то не пришлось бы ехать к Машковскому с тобой…
– И мы не попали бы под горячую руку моей жены. Невероятно! Она словно огонь во мне разожгла. Я посмотрел на тебя другими глазами… Может, это из-за твоих слёз? Ты так расплакалась в машине…
– Скажи, а на свадьбе у Трошиных ты не обратил на меня внимания?
– Пожалуй, нет… Не могу понять почему. Просто не обратил внимания.
– Понимаю: на работе не видишь ничего, кроме работы… Но сейчас-то ты не на службе? Ты меня хорошо видишь?
– Прекрасно!
– Тогда запомни меня счастливой. Я редко бываю такая.
Столкнувшись с Борисом Березовским в коридоре, Коржаков ничуть не удивился. С тех пор как Татьяна Дьяченко вошла в предвыборный штаб, Борис Абрамович стал очень частым гостем в Кремле.
– Здравствуйте, Александр Васильевич! – вкрадчиво проговорил Березовский.
– День добрый, Борис Абрамович. А вы, как я посмотрю, – ранняя птица… Не забываете нас.
– Что делать! Заботы, заботы и ещё раз заботы!
– О ком сегодня заботитесь? Опять решили покурлыкать с Татьяной в её кремлёвском гнёздышке? Или прямо к президенту с новыми инициативами?
– Зря вы с такой иронией, Александр Васильевич, зря… Я к Борису Николаевичу не на чай прихожу, не анекдоты травить. У меня серьёзные вопросы, их надо решать, решать безотлагательно…
– А не часто ли вы к президенту наведываетесь? Вы, как мне кажется, злоупотребляете доверчивостью Татьяны Борисовны.
– Ну вот вы опять! Всё-то вы только плохое во мне выискиваете! – Березовский сунул руки в карманы брюк. – Какой у вас, однако, характер… Мы с Таней очень хорошие друзья. И я ничем не злоупотребляю. А если вы имеете в виду мои советы ей, то разве не может и не должен умный и опытный человек дать полезный совет своему другу, даже если этот друг – дочь президента? Она всего лишь человек.
– Вы переходите допустимые границы, Борис Абрамович. Вы давите на Таню, пользуясь её слабостью.
– Вы так считаете? – Березовский печально покачал своей лысоватой головой. – Ну что ж, Александр Васильевич, давайте говорить начистоту. Борис Николаевич – фигура номинальная. В действительности он не управляет страной. И вы не можете не понимать этого. Ельцин превратился в безвольную гнилушку и цепляется за любую возможность удержаться на плаву. И мы предоставляем ему такую возможность. Мы управляем страной, а не Борис Николаевич. Но если вы и впрямь не понимаете, что мы пришли к власти, то мы вас просто уберём. Задвинуть можно любого непонятливого, любого непокорного, даже такого крепкого и настырного, как вы. Сегодня политика держится не на идеях, а на деньгах. Деньги же даём мы. Не будет наших денег – не будет и этой власти! Так что давайте смотреть на вещи трезво: вам, Александр Васильевич, если вы хотите ходить по этим коридорам, придётся служить нашим деньгам, нашему капиталу.