Водитель трамвая

Бушуев Сергей

Так вот. Разругавшись вдрызг со всеми с кем только возможно, я начал приобретать репутацию борца за права негров. Вернее одного негра. Толку это не принесло. Разве что чувство удовлетворения, что я испортил настроение кому-то ещё помимо себя. Хотя моё настроение портилось автоматически при прибытии на работу. Как и сейчас. А конфликт, как ни крути, не нужен никому. Впрочем, я конфликтов никогда не боялся. При этом я громогласно выражался о существующих в депо нравах и о том, что я о них думаю, при любом доступном случае без разницы присутствовали рядом начальники или нет. К последним я стал относиться примерно также

как и к диспетчерам. Я очень быстро осознал: у начальства больше нет методов давления на меня. Больше они ничего сделать не могут. А всё что могли негативного уже сделали. Уволить они меня тоже не могли. Такие вопросы решали повыше. А те, кто сидели повыше в само это тухлое болото не совались. Брезговали наверняка.

И я начал бунтовать в открытую. Что послужило началом, я уже описал. Несправедливость. А вот развитием простой разговор.

В ту пору в трамвайном депо трудились самые разные люди. Находились среди них и глубоко порядочные. К последним я причисляю двух пожилых евреев пришедших на трамвай от безысходности. Одного из них звали Мирон — он оказался страшным гонщиком и любил прокатиться с ветерком. Довольно полный с внешностью стопроцентного кавказца, Мирон являлся бывшим инженером. С ним мы частенько беседовали на разные темы. В основном о том, как похудеть. Он весьма интересовался диетой по группе крови. Очень порядочный человек.

А вот другой еврей — дело совершенно особое. Я не буду называть его имени — вдруг он до сих пор там работает. Мой рассказ может ему навредить. Ему я благодарен за многое. Причём в той же степени что я благодарен и моей наставнице Лене. Но поскольку называть его как-то надо, давайте присвоим ему благозвучное имя Леонид. Я надеюсь, он не обидится на меня, даже если узнает себя, прочитав данную книгу.

В ту пору Леониду было лет, наверное, под пятьдесят. Умнейший человек. Спокойный. С большими круглыми глазами. Лысоватый. В отличие от Мирона у него не было избыточной массы тела, но и худым его не назовёшь. Леонид точно раньше работал в какой-то интеллектуальной сфере. Даже мне — несмышлёному тогда в оценках психологических особенностей личностей было это ясно как дважды два. Он был чужой в депо. Не по национальности разумеется. Это всё глупость. По интеллекту. Мы много с ним общались в ту пору. Он отчего-то выделял меня среди других. И это казалось мне парадоксальным. Кстати, не знаю почему, но на всех моих работах (и последующих и предыдущих) самые лучшие отношения у меня складывались именно с евреями. Правда не знаю почему. Может эта нация больше других ценит честных и неравнодушных людей вроде меня? Или им также противны все эти серые людишки со своей мелочной жаждой урвать кусок за чужой счёт? Честно — не знаю. Но это факт.

Я частенько говорил Леониду, как ненавижу трамвайные порядки, чиновников и вообще, как ненавижу страну, в которой живу. Он объяснял мне, дескать, всё это результат продуманной целенаправленной политики. При этом он сам ненавидел приведённое выше не меньше. Я описывал ему в деталях о своём противостоянии с административным аппаратом депо. Он хохотал и временами изумлялся. Пока однажды впечатлённый очередным моим рассказом не взялся мне помочь. Разумеется не делом, а словом. Человек он — я повторяю — был умнейший.

— Ты всё делаешь не так, — заявил он мне, когда мы сидели в его пустом трамвае.

Дело происходило

зимой. Кругом царил сумрак пасмурного дня. Наши вагоны стояли друг за другом. Впереди произошёл обрыв провода и вагоны встали.

— А как надо? — поинтересовался я.

— Для начала надо открыть трудовой кодекс, — наставительно — просто пояснил Леонид.

— А там что?

— А там дано подробное разъяснение, что ты можешь и чего ты не можешь. Действуй в соответствии с ним и эти ублюдки прижмут хвосты. Уж поверь мне. Законов они бояться. Да и толку будет больше чем с ругани.

— А конкретный пример можно? — спросил я, начиная чувствовать правоту собеседника.

— Пожалуйста. Вот ты говоришь, тебя замордовали дежурствами. Ну и пусть они тебя ставят. На это они имеют право. Но работать при пятидневной рабочей недели свыше восьми часов в день — нельзя. Они нарушают трудовое законодательство.

— И как я им об этом скажу?

— Так и скажешь. Я вот четыре часа отработал сидя в депо — ты ведь на работе, ещё четыре часа работаю, и давайте мне сменщика.

— Сказать — то я могу, да ведь не дадут! — разочарованно произнёс я.

— Ну и пусть не дают, — улыбнулся Леонид, — поставишь вагон на запасной путь, сообщишь об этом в депо и пойдёшь домой. Твой рабочий день окончен. А у них пусть голова болит, как перегонять вагон в депо. Но ты должен помнить: если ты начнёшь так поступать, это разозлит их ещё больше чем сейчас. Ты готов к этому?

— Я мечтаю об этом! — воскликнул я просияв.

Мой собеседник рассмеялся.

— Я так и думал. Теперь смотри: когда они пригласят тебя к себе побеседовать о твоём «плохом поведении» общайся с ними спокойно. И объясняй, что твой рабочий день составляет восемь часов. Не десять, не девять, а восемь. И если они хотят чтобы ты работал свыше — например по двенадцать — пускай переводят тебя на график два дня через два. А такого графика в депо нет. Либо пусть на те часы, которые ты будешь работать свыше, дают письменное распоряжение.

— Письменное распоряжение? — удивился я. — Это что такое?

— По закону, заставить тебя работать свыше восьми часов работодатель может с письменного распоряжения. Если нужно производству. По-другому никак. Вот и требуй каждый раз письменное распоряжение из отдела эксплуатации. Там сейчас главная Мокшанина. Пусть они умоются.

— Ну а если они это письменное распоряжение дадут?

— Да ты что?! — вскричал в припадке веселья Леонид. — Дадут они тебе письменное распоряжение! Как же! Ведь в таком случае вся вина ляжет на них, чтобы ни случилось на линии! Понимаешь? Ни одна из этих гнид никогда не пойдёт на это! А ты будешь ссылаться на букву закона.

— Звучит заманчиво. А какие ссылки я буду приводить? Это же надо пролопатить трудовой кодекс.

— Я уже пролопатил за тебя, — Леонид вытащил из заднего кармана брюк смятую брошюру с новым трудовым кодексом. И протянул мне. — На. Держи. Это я недавно в киоске купил. Проходил мимо с женой, увидел, сразу вспомнил о тебе. Я уже всё отметил карандашом. Все места, которые тебе понадобятся в твоей борьбе. Только изучай и действуй. И они заткнутся.

С тех пор я начал действовать. И как! Всё изменилось как по мановению волшебной палочки. Я детально изучил места обозначенные Леонидом и стал разговаривать с депошными пиявками отчасти юридическим языком.