Военная фортуна
Шрифт:
— Сын много думал насчет медицинской школы. Но буду честным с вами, доктор — я не доверяю мальчику по части денег. Его связь с миссис Уоган весьма болезненна для меня, и поскольку я убежден, что ей движет корысть, то намерен избавиться от нее измором. Я действовал бы более решительно, и указал бы ей на дверь, если бы не моя внучка, Кэролайн. Совершенно удивительно дитя, доктор Мэтьюрин.
— Мне выпало удовольствие познакомиться с ней вчера.
— О, видели бы вы ее прабабушку, с первого взгляда признали бы сходство и очень бы поразились. Прелестное дитя, такое милое. Так что, вы понимаете, сэр, я вынужден помогать Майклу, чтобы не потерять Кэролайн. И хотя я, разумеется, не могу принимать миссис Уоган открыто, но вижусь с ней время от времени. Но визиты мои очень редки, а помощь очень незначительна. Как полагаете, избранный мной курс разумен, сэр? Буду весьма признателен за ваше мнение.
Стивен задумался. Вреда нанести он не мог, а сделать кое-что полезное — вполне.
— Полагаю, это очень мудро, сэр. Но думаю, еще более мудро было бы направить Майкла в медицинскую школу. — Мэтьюрин помедлил, потому что следующая фраза могла усилить эффект, но была ненавистна ему как человеку любящему. — Связь подобного рода редко выдерживает, столкнувшись с обладанием и длительным разочарованием, но превыше всего когда новое увлечение, вроде медицины, вступает в соперничество с ней.
— Возможно, вы правы. Да-да, убежден, что правы. Доктор Хирепат, ха-ха! Но вы и в самом деле думаете, что он способен выучиться?
Стивен пустился в рассказ о медицинских науках, которые не без успеха сумели освоить даже люди, с трудом отличающие ложь от правды, и закончил тем, что раз человек ухитрился освоить китайский, то от него стоит ждать и много большего. Он понял, что достиг цели, и когда Хирепат-старший пустился в довольно скабрезные разглагольствования насчет миссис Уоган в частности и уроженок южных штатов в целом — ему, мол, и в голову не пришло бы произносить такие вещи ни перед кем, за исключением доктора, но эти дамы просто ненасытны, сэр, просто ненасытны! — слушал, не перебивая.
— И у миссис Уоган нет иных источников дохода, помимо упомянутого вами выше? — спросил Мэтьюрин немного погодя. — Я заметил, она держит троих слуг, а в Англии это говорит в пользу средней руки достатка.
— Эту чертовку Салли и тех лакеев? А, да это ведь всего-навсего рабы, присланные ее кузиной из своего поместья под Балтимором. Уоган может продать их при желании, но это не так-то легко в Массачусетсе. Да и кто станет покупать таких бездельников? И поэтому мне приходится содержать целую шайку этих ни к чему не годных скотов.
— Балтимор находится в Мэриленде, не так ли?
— Именно, сэр, прямо на Чезапике. Отличные земли для выращивания табака и никчемные люди.
— А не знаком ли вам мистер Генри Джонсон, уроженец тамошних мест?
— Почему вы спрашиваете? — выпалил Хирепат. — Что вы о нем слышали?
— Миссис Уоган упоминала его имя. Похоже, он знаком кое с кем из моих друзей.
— О, вполне возможно… — Хирепат поперхнулся. Откашлявшись, он продолжил. — Так вот. Мистер Гарри Джонсон — очень богатый человек. Возможно, у него больше рабов, чем у кого-либо другого в этом штате. Это видный республиканец, и многие из его друзей сейчас у власти. Сам он советник государственного секретаря и частенько навещает Бостон. Я слежу за ним, потому что этот тип знаком с Луизой Уоган. И признаюсь честно, сэр, — коммерсант понизил голос, — я питаю надежду, что он избавит меня от нее — это величайший потаскун на всем Юге. Но одновременно меня страшит, что эта женщина может увезти с собой и мою Кэролайн.
— У меня сложилось мнение, быть может, неосновательное, — заметил Стивен, — что миссис Уоган — довольно-таки отстраненная мама. Вероятно, это объясняется отсутствием той инстинктивной родительской любви, что так привязывает дикую медведицу или почтенную матрону к их хнычущему младенцу.
— Это кошка, бросающая котят! — вскричал мистер Хирепат.
Тут разговор прервался — хозяин, решительными ударами кочерги, принялся ворошить угли в камине.
— Доктор Мэтьюрин, — заговорил он наконец. — Некоторое время назад я упомянул про своих друзей. Ваша встреча с ними может быть весьма приятной, потому как эти джентльмены придерживаются схожего с моим образа мыслей. Завтра вас устроит? Нам хотелось бы как можно быстрее донести наши настроения и мысли до Галифакса. Причем посредством человека, имеющего настоящий вес и влияние. А вас, убежден, скоро обменяют. В наших руках сведения, не военного, а скорее политического свойства, которые могут иметь первостепенное значение в деле скорейшего окончания этой войны. Кое-кто из моих друзей числится среди крупнейших негоциантов Новой Англии, и эти люди играют важную роль в политической и коммерческой жизни. Все мы страдаем от войны. У меня, например, три корабля заперты здесь, в Бостоне, и еще два в Салеме. Но не думайте, сэр, что нами руководят чисто шкурные интересы. Мы заинтересованы в торговле, это верно, но наши мотивы простираются гораздо далее.
— Я в этом не сомневаюсь, сэр, — отозвался Стивен. — Однако, мистер Хирепат, вы ведь бывший лоялист, и ваши убеждения небезызвестны властям. Элементарное благоразумие подсказывает им установить за вашим домом наблюдение.
— Если власти намерены следить за всеми домами в Бостоне, где не поддерживают войну мистера Мэдисона, им потребуется полка два, не меньше.
— Но не во всяком из этих домов обитает столь значимая персона, владеющая пятью крупными судами. Буду счастлив познакомиться с вашими друзьями, но предпочел бы встретиться с ними в какой-нибудь неприметной таверне или кофейне.
— Думаю, вы перестраховываетесь, — сказал Хирепат. — Но возможно, вы правы, и так будет лучше. Я ценю вашу осторожность, доктор Мэтьюрин. Быть по сему.
Переходя от слов к делу, Хирепат, провожая Стивена, совершил крюк, во время которого они миновали гавань. Торговец показал гостью два из своих барков. Те стояли, пришвартованные к причалу, а их высоченные мачты уходили ввысь и ввысь, пока не таяли в тумане.
— Это «Арктур», — пояснил он. — Вмещает тысячу семьсот тонн груза. Второй — «Орион», чуть более полутора тысяч. Кабы не эта треклятая война, они бы уже миновали мыс Доброй Надежды и пришли в Кантон, и взяли бы курс домой через Восточную Азию и мыс Горн, везя три тысячи тонн шелка, чая и специй, а главное — фарфор. Но как ни люблю я джентльменов из королевского флота, я не могу позволить им заполучить столь ценные призы. И вот корабли торчат здесь, под присмотром всего пары сторожей.
— Джо! — окликнул Хирепат.
— Чего еще там? — отозвался Джо из тумана.
— За кранцами следи!
— А я не слежу что ли?
— Боже правый, — обратился Хирепат к Мэтьюрину. — Разговаривать так с хозяином! Притом кто — чернокожий! В старые времена о таком помыслить было невозможно. Этот чертов малый Джефферсон всю страну развратил своими демократическими веяниями!
Джефферсон, подвигнувший Джо на дерзость, царил в беседе всю дорогу до таверны — тихого, уютного местечка, излюбленного шкиперами, вполне пригодного для встречи. Дав Стивену хорошенько его запомнить, Хирепат провел доктора через череду улочек на холм.
— Вы хорошо знаете путь, — заметил Мэтьюрин.
— Еще бы я его не знал, — вздохнул торговец. — Моя сестра Патнем много лет находится на попечении доктора Чоута, и каждое новолуние я ее навещаю. Она оборотень.
— Оборотень… — пробормотал Стивен себе под нос, и шел, погрузившись в свои мысли, пока они не одолели лестницу, и в виду не показалось знакомое здание.
У ворот «Асклепии» они обменялись любезностями, и мистер Хирепат попросил передать лучшие свои пожелания капитану Обри, если таковые могут быть приняты, учитывая поведение непутевого сына, а также заверение в готовности оказать капитану любую посильную услугу.