Военная фортуна
Шрифт:
Записка была от коллеги Стивена из Галифакса. Для всех остальных в ней содержался всего лишь краткий отчет о смерти общего друга, Мэтьюрину же она рассказала о том, что Жан Дюбрей находится в Вашингтоне. Жан Дюбрей играл важную роль в Париже, и был в числе тех, кого Стивен рассчитывал убить или обезвредить с помощью своей бомбы. Сунув бумагу в карман, он стал внимать к докладу Джека о ходе блокады.
— «Африка» ушла на ремонт, — говорил капитан. — А у «Бельвидеры» грот-мачта сломалась чуть выше пяртнерса. Так что у нас в Массачусетской бухте остались только «Шэннон» и «Тенедос». Только они двое да тендер со шлюпом, и это чтобы наблюдать за «Президентом», «Конгрессом», «Конститьюшн»,
— И много ты ему поведал?
— Все, что смог вызнать за долгие часы наблюдения. А с тех пор как у меня, хвала Небу, появилась хорошая труба, я выведал немало. Например, «Чезапик» выгрузил на берег четыре карронады и восемнадцатифунтовик, но сохранил полное вооружение тридцативосьмиорудийного фрегата. Полагаю, он был перегружен и терял мореходность. Но есть несколько вещей, про которые я забыл упомянуть в разговоре с агентом. В будущем надо будет записи делать.
— Джек, Джек, только не это! — взмолился Стивен, и подсев ближе, понизил голос. — Ничего не излагай на бумаге, и следи за тем, что говоришь. Потому как вот что я скажу, Джек: американцы подозревают тебя в связях с тайной разведкой. Вот почему они тянут с обменом. Ради Бога, не давай им зацепок, чтобы затеять против тебя процесс, потому как речь идет о шпионаже. Но и не переживай сверх меры, не дай им выбить себя из колеи. Убежден, что худшее уже позади. Но даже так, с твоей стороны будет мудро не выказывать цветущего здоровья: лежи почаще в постели, преувеличивай слабость. Попритворяйся немного. Не встречайся с чиновниками, если этого можно избежать — я переговорю с доктором Чоутом.
И он дал другу несколько ценных советов, касающихся симуляции.
— Не переживай, как я сказал, скоро все кончится.
— О, еще как переживу! — воскликнул Джек, сердечно расхохотавшись впервые за все время их плена. — Если американцы подозревают во мне скрытого гения, то их ждет жестокое разочарование! Ха-ха-ха!
— Вот и отлично, — улыбнулся Стивен. — Как вижу, играть словами ты мастер. Тогда позволь пожелать тебе доброй ночи — я собираюсь пораньше лечь спать, потому что завтра тоже хочу сойти за гения.
Глава шестая
С чувством, мало отличным от страха, Стивен проследовал за миссис Уоган в гостиницу Франшона. Люди за стойкой говорили по-французски, что вместе с европейской атмосферой самого места вызвало странное преломление в ощущении страны и времени — он не видел Диану Вильерс в течение долгого времени, и всё же было очень похоже, будто их встреча состоялось только вчера — событие, которое должно было либо наполнить его счастьем, либо разбить сердце. Временами она обращалась с ним отвратительно: он побаивался встречи, и был к ней готов еще за два часа до назначенного времени. Он редко брился чаще, чем раз или два в неделю, и не обращал особого внимания на свое белье, но теперь надел самую лучшую рубашку, которую только смог найти в Бостоне, а свежий, хотя и туманный, бостонский воздух настолько усилил цвет его тщательно выбритого лица, что оно вместо привычного зеленовато-коричневого приобрело ярко-розовый оттенок.
Их провели наверх в изящную гостиную, в которой находился мистер Джонсон. Стивен не видел его много лет, да и то лишь однажды: американец на самой красивой, быть может, лошади в мире подъехал к дому Дианы в Алипуре, ему отказали в приеме, и он ускакал обратно. Высокий, осанистый, привлекательный,
Миссис Уоган представила их, и Джонсон перенес все свое внимание на Стивена. Пока тот раскланивался, американец смотрел на него с особым интересом и, казалось, благосклонностью — любезный, вежливый и почтительный взгляд. Очевидно, он был человеком из очень хорошего круга и знал приятный способ подчеркнуть значимость собеседника.
— Я чрезвычайно рад встретить доктора Мэтьюрина, — сказал он. — Миссис Уоган и мистер Хирепат часто говорили о вашей доброте во время их путешествия, и, полагаю, вы с детства знакомы с моей подругой миссис Вильерс. Более того, сэр, именно вам мы признательны за великолепную монографию об олушах.
Стивен ответил, что мистер Джонсон слишком любезен и снисходителен. По правде говоря, что касается олушей, то ему просто повезло больше, чем остальным — заслуга, если это вообще заслуга, больше обстоятельств, чем его самого. Волею случая он робинзонствовал на тропическом острове во время пика периода размножения олушей, и ему поневоле пришлось свести тесное знакомство с большинством их разновидностей.
— С олушами у нас туго, увы, — сказал Джонсон. — Большая удача, что когда я был на островах Драй-Тортугас, мне удалось раздобыть одну из рода синеголовых, но я никогда не видел экземпляров с белым брюшком и тем более ваших красноногих или пятнистых перуанских.
— Ну, с другой стороны, у вас есть водорезы и необычайно любопытная змеешейка, — заметил Мэтьюрин.
Они еще немного поговорили о птицах Америки, Антарктики и Ост-Индии и Стивену стало понятно, что, несмотря на скромные отпирательства, Джонсон хорошо осведомлен: он мог не быть исследователем с научной точки зрения — мало или ничего не знал из анатомии, — но, несомненно, любил птиц. Американец говорил почти в такой же тягучей и мягкой манере, как и миссис Уоган, скорее как негр, но это не помешало выражению энтузиазма, когда речь зашла о больших альбатросах, которых Джонсон видел на пути в Индию. Миссис Уоган послушала их немного, а затем погрузилась в добродушное молчание, глядя в окно на людей, проходящих мимо, нечетких в клубящемся тумане. В конце концов, она вышла на балкон.
— Когда я узнал о возможности встретиться с вами, — сказал Джонсон, принеся портфель рядом со своим столом. — То положил вот это в свой багаж.
Это были чрезвычайно точные и искусные рисунки американских птиц, среди которых имелась и змеешейка.
— А вот и та самая курочка, о которой вы говорили, — сказал Джонсон, когда они дошли до нее. Позвольте мне просить вас принять это в подарок в качестве небольшого признания за то удовольствие, которое доставила мне ваша монография.
Стивен вежливо, но настойчиво отказывался, Джонсон убеждал в незначительной коммерческой ценности рисунков: стыдно даже сказать, как мало он заплатил художнику. Но американец был слишком воспитан, чтобы чрезмерно настаивать, и они перешли к обсуждению самого живописца.
— Это молодой француз, я встретил его на реке Огайо. Креол, очень талантлив, но невыносим в общении. Мне следовало заказать намного больше, но к несчастью, мы расстались. Он был незаконнорожденным, а они, как вы без сомнения заметили, часто более чувствительны, чем обычные люди, неосторожно оброненное слово раздражает их, а иногда они ведут себя воистину вызывающе.