Военная фортуна
Шрифт:
Именно во время одной из таких миссий она и стала жертвой английского закона — ее сослали в Ботани-Бей. Англичане хотели ее повесить, но по счастью, нашелся друг, который спас ее шею. Ботани-Бей — чудовищно дикое наказание за настоящий, собственно говоря, пустяк, но Луизе хотя бы казалось, что она избавилась от этих настырных британских секретных агентов. Не тут-то было: их ненависть последовала за ней на борт «Леопарда». Помнит Стивен некие бумаги на французском, что были обнаружены в вещах покойного офицера, и которые капитан поручил Майклу Хирепату скопировать? Стивену припоминалось нечто подобное, но очень смутно.
— Совершенно неудивительно! — заявила она со снисходительной улыбкой. — Вы были так заняты со своими буревестниками. — Потом лицо ее омрачилось. — То была полная фальшивка. У меня есть очень даже весомое подозрение, кто сфабриковал эти документы, при помощи людей из Лондона. В сердце своем я убеждена, что он и сам
Она засмеялась, сначала тихо, потом все громче и громче — так смешно ей было представлять себя, по-дурацки счастливую и гордую от обладания ядовитыми документами. Заглянула Салли, ухмыльнулась и ретировалась. Стивен разглядывал миссис Уоган и ее вздымающуюся грудь. Из этой женщины получился никчемный тайный агент, но он восхищался ее смелостью и отвагой, ценил острое, такое редкое чувство юмора. Он питал искреннее уважение к ней, а в данный момент еще и плотское стремление к ее телу. Долгое, очень долгое воздержание последнего вояжа довлело над ним, его особенно будоражили ее аромат, ее податливая округлость, эта близость на мелкой, но такой удобной софе. Но что-то подсказывало ему, что сейчас не время, что если раньше ему грозил не слишком строгий отпор, то теперь этот риск присутствует. Мэтьюрин не двигался и не говорил.
— Но смеха мало, — произнесла наконец Луиза. — Когда я вернулась в Штаты с бумагами, все так обрадовались. Удивились и обрадовались. Но потом стали происходить ужасные вещи. Мне не все известно, но Чарльза Поула повесили, а Гарри Джонсон почти лишился места. Он всей душой ненавидит капитана Обри и «Леопард».
— Это тот мистер Джонсон, который знаком с Дианой Вильерс и который скоро приезжает?
— Да. Они всегда снимают первый этаж в гостинице Франшона. Его как раз сейчас освобождают для них. Такая remue-m'enage. [33] Я так жду вашей с ним встречи. Уверена, что Гарри Джонсону потребуется ваш совет. Ему понравится такой консультант. Когда мы расставались и вы дали мне те замечательные меха, я уже совсем готова была рассказать вам про него. Мне стоило это сделать.
33
Суматоха (фр.).
— Буду рад познакомиться с мистером Джонсоном, — сказал Стивен.
— Я устрою вашу встречу завтра.
Улизнув из гнездышка миссис Уоган, Стивен вышел на улицу, полную горожан в теплых пальто и меховых шапках, жующих табак. Однако среди них нашелся средних лет человек в плаще из овчины и широкополой шляпе, который не работал челюстями. Расчетливо маневрируя между ручьями, обладатель шляпы выслушал просьбу Стивена пояснить, где находится гостиница Франшона.
— Пойдем со мной, друг, и я покажу тебе, — сказал американец. — Ты, похоже, не обращаешь внимания на холод?
— Но это не значит, что я нечувствителен к нему, — ответил Мэтьюрин. — Совсем недавно прибыл из теплого климата.
— Здесь, — произнес американец, останавливаясь напротив большого белого здания с выходящими на фасад балконами. — Вот дом Блудницы Вавилонской. Ты не уже не так юн и не так глуп, чтобы входить в него. Но если ты должен, друг, то следи за своим кошельком.
— Тот, кто простерт, упасть не может, — ответил Стивен. — Тот, кто согбен, лишен гордыни. Кошель мой пуст, и никто меня не обворует.
— Ты говоришь честно, друг? — спросил американец, пристально глядя на него.
Доктор кивнул. Но потом, заметив, что собеседник полез в карман, воскликнул:
— Нет-нет! У меня достаточно денег осталось дома! Спасибо, сэр, что показали мне дорогу, и за ваши, уверен, добрые побуждения.
Расставшись с американцем, Стивен несколько секунд стоял неподвижно. Принимая во внимания обстоятельства, «дом Блудницы» выглядел очень недурно. Уютное местечко, без сомнения, хотя и слишком роскошное на его вкус. И разряда таких, где он мог бы отобедать по приглашению богатых друзей, но не в одиночестве. Первый этаж и впрямь был перевернут с ног на голову: предметы обстановки, ковры и шкуры, передвигаемые из комнаты в комнату, виднелись на длинном балконе. Судя по темпераментным возгласам, которыми сопровождалась деятельность, отелем управляли французы. Превосходные яства и вина, скорее всего. Для тех, кто в состоянии заплатить. Идеально подходит для Дианы. Тут на крыльце появился Понте-Кане. Француз постоял на тротуаре, потом окликнул человека на одном из балконов верхнего этажа.
— Янки Дудль! — вскричал он и громко расхохотался. — Янки Дудль! Souviens-toi? [34]
Стивен
34
Помнишь? (фр.)
— Шестьдесят одна тысяча двести девяносто девять фунтов и два шиллинга, — заявил мистер Хирепат, сверяясь с записной книжкой. — И куча растраченных государственных денег.
Со своей стороны Стивен держался уклончиво — кто скажет, нет ли между этими торговцами личной вражды, не говоря уж агентов-провокаторов?
По пути назад в «Асклепию», его мысли по большей части вращались вокруг миссис Уоган. Она намеревается представить его мистеру Джонсону в качестве своего нового рекрута. Луиза употребила термин «консультант», вовсе не такой грубый и бесславный как «шпион». Просто советчик во имя мира. Он не выказал ничего, кроме общего интереса, но желания американки опережали здравый смысл, и она почти поверила в успех. И совершенно напрасно, поскольку играть двойного агента Стивен не собирался. Ему приходилось наблюдать как делаются такие вещи, причем нередко они дают прекрасный результат. Но эта работа не для него, даже если он — что вызывало сомнения — и обладает необходимыми навыками. Тут всегда есть опасность стать жертвой дружбы с другой стороны или угрызениями совести, а главное, такое ремесло требует проникновение в глубины лицемерного обмана, а он так устал он него и всего с ним связанного. Ему опротивел даже простой обман, обман на одном уровне. Стивену хотелось избавиться от личины, получить возможность свободно разговаривать с любым мужчиной или женщиной, что пришлись по сердцу. Или не пришлись, если на то пошло. И все-таки, с Джонсоном встретиться надо. Опять же, как сейчас милашка Уоган убедила себя в том, что сделает из него советчика, так и в прошлом пристрастие застило ей глаза, поэтому роль главного злодея пьесы досталась Джеку. Уверенность, явно разделяемая ее начальниками, и объясняющая многие вещи: нежелание отпустить Обри, удержать его бумаги, всплывшее дело с бригом «Элис Б. Сойер», способное стать пробным камнем перед выдвижением громкого обвинения. Он гадал, каковы моральные границы американских коллег — некоторые из известных ему тайных служб позволяли мести и стремлению заполучить сведения завести себя чрезмерно далеко. Агенты Бонапарта вообще не знали черты. Он повращал ладонями, которые еще болели и ныли после французского допроса с пристрастием, состоявшегося много лет назад. С точки зрения государственного развития ему в голову не приходило проводить параллель между Соединенными Штатами и Францией. В Америке существовало деятельное и громогласное публичное мнение — Мэтьюрин с изумлением читал здешнюю прессу, в основном выдержанную в тоне неуклонного возмущения, тогда как во Франции в высшей степени эффективная тирания почти совершенно заткнула рот обществу. В любом случае, принятые в обеих странах концепции государства и морали были радикально противоположными. И все же, тайные разведки представляют собой обособленное явление, эдакий маленький закрытый мирок, зачастую населенный странными, не вписывающимися в рамки людьми. Доктор знал кое-что о французской и испанской секретных службах; видел англичан в Дублине в 1798 году, имел представление о школе для верховой езды в Стивенс-Грин, куда свозили для допросов подозреваемых. Подлые создания, большинство из этих дознавателей, но даже честный, порядочный человек способен почти на все, когда руководствуется бескорыстным мотивом. С другой стороны, взрыв бомбы, так бережно доставленной Уоган домой, поразил прежде всего Францию — он был направлен против Бонапарта, и лишь по касательной задел американцев, его потенциальных союзников. Агенты Штатов претерпели урон в своей чести, но не в личности.
Джека Обри он застал сидящим на стуле у окна и наблюдающим через подзорную трубу за гаванью.
— Ты разминулся с мистером Эндрюсом, — вскричал тот, завидев Стивена. — Приди ты на несколько минут раньше, и захватил бы его. Я даже удивляюсь, как вы не столкнулись с ним на лестнице.
— Кто такой этот Эндрюс?
— Новый агент по военнопленным. Он здесь, чтобы вручить протест. Прибыл из Галифакса на вон том плоскобортном кетче, что стоит у красного буя, принес газеты и записку для тебя. Но писем из Англии пока нет, по крайней мере, для нас.