Воевода
Шрифт:
Хованский даже не возмутился, а, скорее, восхитился:
— Что за умелец, помилуй Бог! Прямо-таки апостол Пётр. Тот трижды отрекался от Учителя, ещё не запел петух, а этот уже трижды соврал, ещё не сев на царство.
— Почему трижды?
— Священный собор ещё не собирался, патриарха не выбрали, а уже «моление» было. Это раз. «Прошение всего христианства» тоже придумал. Кроме Москвы, ещё ни один город его царём не называл. Это два. И зачем врать, будто его прародитель — Александр Невский, когда всем известно, что род князей суздальских — от его младшего брата Андрея?
— Рюрик создал Российское царство, — негромко, но внушительно произнёс Пожарский, — значит, Рюриковичам его и укреплять. Шуйский — самый знатный из нас, значит,
— Э, ты, святая душа! — ухмыльнулся Хованский. — Ин ладно, ставь свою подпись, а я крестик начертаю. Ведь Хованские — тоже Рюрикова рода, поддержим старшего в роду. Как тут сказано?
— «Целую сей святый и животворящий крест Господень на то, что мне, государю своему, царю и великому князю Василью Ивановичу всеа Русии, служити и прямости и добра хотети во всём вправду безо всякие хитрости, потому как в сей записи писано и до своего живота по сему крестному целованию».
— Безо всякие хитрости, — повторил Хованский и с сомнением оглядел окружающих его бояр и дворян. — Ну и рожи. Помяни моё слово, князь, и петух не прокукарекает, как многие из них трижды изменят государю. Нельзя на вранье и хитрости Русью долго управлять!
Через день Москва встречала у Сретенских ворот гроб с мощами Димитрия Угличского. Ещё накануне на площадях зачитывали грамоту Филарета о том, что, когда гроб извлекался из склепа и открыли, «неизреченное благоухание» наполнило церковь. Мощи были целы, на голове остались нетронутыми рыжеватые волосы, на шее — ожерелье, низанное жемчугом. Тело было покрыто саваном, поверх которого лежал кафтан камчатный на беличьих хребтах с нашивкою из серебра пополам с золотом. В руке младенца нашли горсть орехов, также не Тронутых временем. Говорили, что в момент убийства дитя играло с орешками, и орешки эти были облиты кровью, поэтому их и положили с ним в гроб. Филарет сообщал также, что у гроба, выставленного в соборе, произошли чудесные исцеления.
Однако благая весть была воспринята москвичами по-разному. Кое-кто свято поверил, однако большая часть, продолжавшая верить в чудесное спасение царевича, встретила процессию враждебно. Когда Шуйский, сопровождаемый инокиней Марфой, выбрался из колымаги, чтобы собственноручно нести гроб к Архангельскому собору, в толпе раздалось улюлюканье и в царя полетели камни. Стольники, в том числе и Пожарский, бросились навстречу толпе и начали своими конями теснить напиравших на процессию людей. Увидев остро отточенные сабли, сверкавшие над их головами, простолюдины попятились, а затем стали разбегаться. После того как подоспели гвардейцы Маржере и стрельцы, порядок был восстановлен, но благолепие нарушено.
Гроб внесли в Архангельский собор, где после молебна его поместили в склеп рядом с могилой Ивана Грозного. Толпа не расходилась, ожидая чуда. Двое монахов, выйдя из храма, цепко оглядели собравшихся на паперти калек и слепых, взяли одного под руки и ввели в храм. Через несколько секунд слепой выскочил оттуда, размахивая руками и вопя:
— Вижу, воистину всё-всё вижу. Прозрел, слава тебе, Господи. Слава святому царевичу Димитрию.
В толпе истово закрестились, ударил большой колокол Кремля. И тут же по всей Москве весело затрезвонили тысячи колоколов. А монахи уже бережно вносили не могущего ходить человека. И чудо повторилось вновь. Маржере и Конрад Буссов, который непременно хотел о чём-то срочно переговорить с полковником, стояли чуть поодаль и считали вместе с толпой:
— Седьмой... девятый... двенадцатый.
На тринадцатом, вот и не верь приметам, произошла досадная заминка. Проходила минута, вторая. Наконец монахи вытащили калеку, но не исцелившегося, а умершего. В народе началось шевеление, поползли голоса:
— Люди добрые, обманывают нас, никакой Димитрий не святой.
— Да и не Димитрий это вовсе! Говорят, Филарет купил за большие деньги у одного стрельца сына. Вот его и зарезали, а потом показали, якобы нетленного.
— А звали мальчика Романом, — сказал кто-то авторитетно.
— Поглядите,
Движимые любопытством, Маржере и Буссов подошли вплотную к паперти, где сидело несколько десятков калек.
— А вы почто в храм не идёте, не исцеляетесь?
— Боимся, — ответил один бойкий калека.
— Чего же? Святого?
— Нет, своего маловерия. Бог может наказать.
Посмеиваясь, иностранцы пошли прочь.
— Так что ты мне хотел сказать, Конрад?
Буссов остановился, с таинственным видом оглянулся и прошептал на ухо Маржере, жарко дохнув перепревшим чесноком и водкой:
— Он в Путивле. С войском.
— Ну и дела! — присвистнул Маржере. — Я же своими глазами видел труп.
— А кого это интересует! Шуйскому не усидеть, это ясно. А тот, кто будет ближе к трону, тот больше и получит... Ну, как, махнём?
— Меня не пустят. Да и тебя, пожалуй, тоже. Шуйский строго присматривает за иностранцами...
— Меня-то выпустят. Ты забыл? Моё поместье — возле Калуги. Требуется хозяйский глаз... Ну, что ж, лёгкого пути!
«В году 7114-м (1606) после царствования расстриги сел на престол Московского государства царь Василий Иванович, именуемый Шуйским, происходивший из рода князей суздальских. Суздальскими же именуются по такой причине. Было два сына у великого князя Ярослава Всеволодовича, внука Юрия Долгорукого, правнука Владимира Мономаха, праправнука Всеволода Ярославича; а был старший сын у великого князя Ярослава Всеволодовича — великий князь Александр, именуемый Невский, княживший во Владимире, здесь же и положен был в монастыре Богородицы, честного её Рождества. У него родился сын — князь Даниил Московский, и другие были от этого рода, поколение за поколением. А другой был сын — князь Андрей Ярославич, младший брат Александра Ярославича Невского. И тот был великим князем суздальским, а после него княжил сын его князь Василий Андреевич, а у князя Василия был сын — князь Константин, а у князя Константина — князь Димитрий. Тот был великим князем новгородским. А у князя Димитрия — князь Василий Кирдяла, а у князя Василия Кирдялы — князь Юрий, а у князя Юрия — князь Фёдор, а у князя Фёдора Юрьевича, у Кирдялина внука, — князь Василий Шуйский, а у князя Василия Шуйского — князь Иван, а у князя Ивана дети — князь Андрей и князь Пётр. И из рода их царь и великий князь всея Руси Василий Иванович».
Из хронографа 1617 г.
«А царь Василий ростом невысок, лицом некрасив, глаза имел подслеповатые. В книжном учении достаточно искусен и умён был. Очень скуп и упрям. В тех только заинтересован был, которые в уши ему ложь нашёптывали, он же с радостью её принимал и с удовольствием слушал, к тем стремился, которые к восхвалению склонность имели».
Шаховской С.И.
Летописная книга.
Загудела как улей вся Европа. До папского нунция в Кракове, наставника Димитрия на духовном пути, графа Александра Рангони дошли слухи, что русский царь жив и скрывается в Самборе, в монастыре бернардинцев. Далее следовали подробности таинственной истории: шли по дороге трое неизвестных. К одному из них путники относились с чрезвычайным почтением. Вдруг подъезжает экипаж. Таинственный незнакомец сел в него и уже не выходил. Затем этот экипаж видели в Самборе. Его сопровождали двое всадников. После этого путешественники как в воду канули. Но в замке всё преобразилось. До того времени воевода был погружен в печаль. Теперь он не плачет больше, и на лице его играет улыбка. Одна из служанок замка разболтала тайну на базаре: оказалось, что причиной радости воеводы является возвращение Димитрия в Самбор.