Воевода
Шрифт:
— Давай и себе. Здорово живёшь!
Насупленный хозяин, глотнув «полным горлом» изрядную дозу живой воды, обмяк.
— Из немцев, что ли? Одёжа вроде наша, а говоришь как-то не так.
— У царя в стрельцах служу!
— Ну и какой он, новый царь? Лучше старого, поди?
— Скуп больно.
— Это плохо, — посочувствовал целовальник и ещё хлебнул «полным горлом».
Маржере понял, что пора переходить к делу, и как можно простодушнее спросил:
— Этот-то часто к тебе заглядывал?
— Кто?
— Ну, этот, Гришка Отрепьев.
— А теперь говорят, что вроде это вовсе и не Гришка Отрепьев, а другой. А Гришка царевичем угличским сказывался. Ты-то при царе что слышал?
— Тёмное дело! — вздохнул Маржере. — Я когда в Москве с ним познакомился, тоже считал, что это Гришка Отрепьев. Сколько с ним выпили!
— Значит, дружки!
— Вроде того, — осторожно ответил Жак.
— Так, почитай, он от меня и не уходил! Знатный питух. Штоф за раз опорожнит и давай псалмы распевать. Красиво так! А умный! Всё знает. Я ему, бывалочи, говорю: «Гриня, тебе с таким умом надо в Москве жить, а не в Ярославле пропадать». А он в ответ: «Я здесь по царскому поручению!» Я, честно говоря, не верил, врёт, думал. Ему — что соврать, что... И вдруг приходит он как-то под вечер, а с ним мужик такой важный, весь в бархате, всё золотом отделано! «Вот, — говорит, — привёл я к тебе царского гостя. Угости нас как следует». «В долг?» — спрашиваю. «Зачем в долг! Царь мне денег прислал, как я и просил». А сам мешком трясёт с серебряными рублями. До этого он с месяц в долг у меня пил, деньги кончились. Здесь же он царю и письмо написал: «Милостивый государь-батюшка! Очень по вас скучает слуга ваш верный Гришка Отрепьев. Только одно может нашу разлуку скрасить — побольше серебра». Я прямо живот надорвал, а тут, надо же, и впрямь царь гонца с деньгами прислал. Выпили, и стал гонец прощаться. Гриня ему говорит: «Куда же ты, Мишка, пьянющий такой поедешь?» А тот: «Ничего, в дороге протрезвею. Спешить надо — срочные царские дела!» А Гриня ржёт как жеребец: «Знаю я ваши дела: баб из монастыря царю в баньку таскать». Тот как зыркнет глазами: «Ну, полно болтать. Проводи меня лучше до заставы».
— Ну, а что Гриня?
— А ничего. Исчез. Как в воду канул...
Слова, сказанные им про воду, вдруг породили в целовальнике какие-то смутные воспоминания:
— Постой-ка. Потом, эдак через неделю, тут у меня один мужик гулял. Рыбу полякам продавать приезжал. Выпил изрядно и язык-то и развязал. «Вчера, — говорит, — тащу сеть из Волги, чую — тяжёлое, не иначе осётр. Вытащил, глянул — мужик голый. Я скорее его в воду, чтобы никто не видал». Может, это Гриня был, а? Полез спьяну купаться и захлебнулся?
— А ты мужика-то не расспрашивал, каков, мол, с виду мертвец?
— Спрашивал. Он говорит: »Что я, смотрел, что ли? Голый и голый! Я его скорее в воду!» Так что, может, и не Гриня!
— Дай-то Бог! — согласился Жак, бросая на стол гривенник, и, уже поднимаясь, как бы невзначай спросил:
— А каков он из себя, царёв слуга?
— A-а. Чернявый такой. Брови насуплены, а глаза зырк-зырк по сторонам.
— На щеке бородавка?
— Так ты и его знаешь?
— Знаю, — вздохнул Маржере, — очень даже хорошо знаю.
Наутро они отправились в обратный путь. У развилки сделали привал, и пристав вручил Жаку объёмный кошель с серебром и охранную грамоту. Тот быстро развернул её и, прочтя, вздохнул с облегчением — Шуйский не обманул. Втайне Маржере до конца ждал подвоха от лукавого государя.
Попрощавшись и подарив приставу бочонок с остатком мальвазии, он поскакал прочь.
Жак гнал лошадей, меняя их, без остановки весь день и всю ночь. Заставы попадались редко, и, увидев охранную грамоту, стрельцы пропускали всадника беспрепятственно, давая ему свежую лошадь. Поздно вечером он въехал в Архангельск и направился к порту. В трактире гуляли английские моряки с корабля, на котором вернулся в Россию английский посланник Джон Мерик. Он привёз поздравление своего короля Шуйскому по поводу воцарения. Узнав, что корабль возвращается в Англию на следующий день, Маржере купил у одного из матросов кафтан и шляпу и превратился в бывалого моряка. В таком виде он отправился на английское подворье разыскивать Джона Мерика. После короткого разговора с посланником он беспрепятственно попал на корабль, где ему была предложена каюта помощника капитана.
Ранним утром ветер наполнил паруса корабля, и Маржере устремил свой взор вперёд, где за горизонтом его ждала прекрасная Франция.
«Его величеству Генриху IV [76] ,
королю французскому.
Государь!
..Я могу уверить, что Россия, описанная мною, по приказанию вашего величества, в этом сочинении, служит христианству твёрдым оплотом, что она гораздо обширнее, сильнее, многолюднее, изобильнее, имеет более средств для отражения скифов и других народов магометанских, чем многие воображают. Властвуя неограниченно, царь заставляет подданных повиноваться своей воле беспрекословно; порядком же и устройством внутренним ограждает свои земли от беспрерывного нападения варваров.
76
Генрих IV — См. примеч. 10.
Государь! Когда победами и счастием вы даровали Франции то спокойствие, которым она теперь наслаждается, я увидел, что моя ревность к службе не принесёт пользы ни вашему величеству, ни моему отечеству, ревность, доказанная мною во время междоусобий под знамёнами Г. де Вогревана при С. Жан де Лоне и в других местах герцогства Бургундского, посему я удалился из отечества и служил сперва князю трансильванскому, потом государю венгерскому, после того королю польскому в звании капитана пехотной роты; наконец, приведённый судьбою к русскому царю Борису, я был удостоен от него чести начальствовать кавалерийским отрядом; по смерти же его Димитрий, вступив на царский трон, поручил мне первую роту своих телохранителей. В течение этого времени я имел средство научиться русскому языку и собрал очень много сведений о законах, нравах и религии русских: всё это описываю в представленном небольшом сочинении с такою простотою и откровенностью, что не только вы, государь, при удивительно здравом и проницательном уме, но и всяк увидит в нём одну истину, которая, по словам древних, есть душа и жизнь истории.
Внимание вашего величества к моим изустным донесениям подаёт мне надежду, что книга моя принесёт вам некоторое удовольствие: вот единственное моё желание! В ней вы найдёте известия о событиях весьма замечательных, отчасти поучительных для великих монархов; самая участь несчастного государя моего Димитрия может служить для них уроком: разрушив неодолимые преграды к своему престолу, он возвысился и ниспал скорее, нежели в два года; мало того: его называют ещё обманщиком! Ваше величество узнаете равным образом многие подробности о России, достойные внимания и совершенно доселе неизвестные как по отдалённости этой державы, так и по искусству русских скрывать и умалчивать дела своего отечества.
Молю Бога даровать вашему величеству благоденствие, вашей державе мир, преемнику желание подражать вашим добродетелям, мне же неизменную, всегда постоянную ревность делами своими оправдать имя, государь, всепокорнейшего подданного, вернейшего и преданнейшего слуги вашего величества».
Состояние Российской империи и великого княжества Московии. С описанием того, что произошло там наиболее памятного и трагического при правлении четырёх императоров, а именно с 1590 года по сентябрь 1606-го. Капитан Маржере. Париж, 1607.
Конрад Буссов, ехавший во главе небольшого, но хорошо вооружённого отряда, был остановлен у ворот Путивля казачьим разъездом.
— Почто пожаловал? Вроде как немец? — спросил старший из казаков, подъезжая конь о конь. — С добром аль с худом?
Конрад властно отодвинул копьё, почти упёршееся в его латы:
— Мне срочно надо видеть его величество государя императора Димитрия Ивановича.
— Так мы сами все глазыньки проглядели! — воскликнул казак помоложе в атласном кафтане, бывшем когда-то, по-видимому, красного цвета, а теперь изрядно потемневшем и изношенном.