Воевода
Шрифт:
— Да уж чего хорошего! — мрачно ответил Пожарский. — Знатный дворянин, а на своих, словно басурман, накинулся.
Ляпунов грозно сверкнул глазами, хватаясь за рукоять сабли:
— Насчёт басурмана полегче! А то...
Пожарский, отбросив копьё, выхватил из ножен саблю:
— Думаешь, испугаюсь?
Ляпунов уже остыл и, бросив саблю обратно в ножны, миролюбиво сказал:
— Ладно, ты горяч и я горяч. Ни к чему нам с тобой драться, я ведь зла на тебя не держу, ты же при дворе, на государевой службе.
— А ты почто выступаешь против законного государя?
— Законного? Это кто же, Васька Шуйский наш законный государь? Обманом народ московский смутил, сказал, будто поляки царя извести хотят, обманом на престол сел, заявил, будто все города его избрали, а на самом деле — кто?
— Он и без избрания по праву наш законный государь! — упрямо заявил Дмитрий.
— Это по какому такому праву?
— По праву наследования. Он — старший в роде Рюриковичей, и коль ветвь Александра Невского оборвалась, престол должен унаследовать старший из ветви его младшего брата.
— Я и забыл, что ты сам у нас из Рюриковичей, — насмешливо протянул Прокопий. — Понятное дело, за свой род стоишь. А мне-то, простому рязанскому дворянину, какой резон?
— Но ведь Ляпуновы — тоже Рюриковичи! — живо возразил Пожарский, хорошо знавший все родословные. — Ваш род от младшего брата Александра Невского — Константина Ярославича!
—Много чести! — хмуро ответил Прокопий. — Из-за захудалости наш род был лишён княжеского звания. Да и не гонюсь я за ним. Хочу только, чтоб государь был на троне добрый, справедливый, а главное, умный, чтоб державу нашу не позорил.
— Если все дворяне так рассуждать будут, державу чужеземцы завоюют. Нового татарского нашествия хочешь? Только теперь не с Востока, а с Запада.
— Ну рассуди, какой из «шубника» царь? Насмешка одна!
— Царство не одним человеком, а всем дворянством держится. А ты? Тоже нашёл себе товарищей — казаки да голь перекатная, шпыни городские! Одумайся, Прокопий, переходи обратно к своим! Тебе, славному витязю, невместно с ворами быть. Если что случись, они тебе первому башку твою упрямую открутят!
Видно, искренние слова князя тронули самолюбивого рязанца. Что греха таить: он и сам брезгливо поглядывал на этих мужиков с вилами, в свою очередь многие из них не скрывали от. него своей лютой ненависти к дворянам. Но Ляпунов был Ляпунов! Тут же хитро улыбнувшись, он спросил у Пожарского:
— Ну, а что я получу, коль к вам перелечу?
Дмитрий изумился:
— А что тебе надо? Сохранишь честь, это главное!
— «Главное», — передразнил его Прокопий. — Эх ты, святая душа! Вот государь твой за мой перелёт предлагает мне чин думного дворянина.
— Так ты сносился с Шуйским? Как же?
— Да очень просто. С делегацией от посада он подослал одного из людишек Измайлова. Я Измайлова знаю сызмальства, он — земляк мой, а сейчас в услужении у Шуйского. Его дворовый мне и передал предложение, как получить чин думного, да и деньжат в придачу на мою бедность.
— Ну и что ты?
— Отказался. Уж больно я Ваську Шубника ненавижу! А тебе спасибо на добром слове.
Лазутчики Шуйского побывали не только у Ляпунова. Вели они переговоры и с Истомой Пашковым. Обиженный на Болотникова, тот особо не выламывался, тем более что посланцы были щедры на посулы. Истома и подсказал, как затянуть переговоры, требуя появления живого Димитрия.
— Я ведь в Путивле был с самого начала, когда Шаховской вдруг известия, что государь жив и находится в Самборе. Однако странное дело — никто из тех, кто раньше видел царя, так с ним и не встретился. Если и есть в Самборе кто-то, так он такой же царь, как и я!
Однако, взяв деньги, Истома не спешил с переходом в стан Шуйского. Он выжидал, чья сторона возьмёт перевес, чтобы действовать наверняка.
Пока же при встречах с Болотниковым поддерживал его стремление скорее начинать наступление и сам первым рвался в бой.
Наконец Болотников, поняв, что приезда государя дальше ждать опасно, назначил генеральный штурм на 15 ноября.
Когда его кавалерия выстроилась для атаки, к воеводе подскакал Прокопий Ляпунов:
— Дозволь, Иван Исаич, мне с моими рязанцами первыми ударить.
Болотников благосклонно взглянул на могучего дворянина:
— Давай, Прокопий. Они даже твоей нагайки боятся.
Ляпуновский отряд ринулся вперёд, следом лавой пошли казаки. Начавшаяся было пальба неприятеля у гуляй-города вдруг стихла, потом раздался восторженный рёв, и Болотников увидел в панике возвращавшихся казаков, которых неприятель преследовал улюлюканьем.
— Что случилось? — крикнул Болотников, ринувшись навстречу отступавшим всадникам.
— Ляпунов к Шуйскому ушёл! — ответил ему один из казацких атаманов.
В смятении Болотников скомандовал всем повернуть в лагерь. Наступление было сорвано. А поутру повстанцы услышали повсеместный колокольный звон и пушечные залпы. Шуйский праздновал измену Ляпунова как одержанную победу!
«...Ляпунову, и к дворянам, и к стрельцам 3 золотыми... жалованье — золотые — раздати по розписи».
Разрядные записи за Смутное время.
А через несколько дней в Москве снова началось ликование: прибыло долгожданное пополнение из Смоленска. Надежды Болотникова на блокаду города рухнули окончательно.
Оставалось лишь только немедленно вновь предпринять штурм. Но у Серпуховских ворот, где стояло войско брата и племянника государя, пробиться через мощный заслон гуляй-города было явно невозможно. Все предпринимаемые до этого атаки казаков легко отбивались осаждёнными. Юрий Беззубцев вновь вспомнил о своём незабвенном атамане Кореле. Тому удалось захватить Москву всего с двумя сотнями казаков, ударив не с юга, а с севера, захватив Красное село. Беззубцев рассказал об этом на военном совете, Болотников одобрил предложение и развил его — он со своим войском, которое находилось под постоянным наблюдением лазутчиков неприятеля, пойдёт к Серпуховским воротам, якобы намереваясь штурмовать их, а Пашков тайно поднимет отряд казаков из Заборья, предпримет дерзкий рейд к Яузе, а оттуда, через Красное село, ударит с севера и постарается пробиться к Кремлю. Когда в городе начнётся паника, Болотников бросит все силы против основного боярского войска.