Воевода
Шрифт:
— И что ты хочешь нам сообщить, рыцарь?
— Я был в своём поместье под Калугой и видел, как возвращаются по домам воины боярской армии. Они не хотят воевать против истинного государя. Но надо спешить, пока Шуйский не набрал нового воинства. Говорят, что он ждёт подкреплений из пограничной крепости Смоленска. Сигизмунд заверил его, что не нарушит перемирия.
Болотников нахмурился. Это тоже было похоже на правду. Государь во время аудиенции в Самборе сетовал, что не может пока рассчитывать, как прежде, на поддержку польского воинства. Вся Польша охвачена междоусобной войной — рокошью. И даже тот небольшой отряд поляков под командованием Заболоцкого, который отрядил государь для помощи восставшим соотечественникам, был задержан на границе войском канцлера Льва Сапега.
— Садись, рыцарь. Твоя новость — ко времени. Мы завтра выступаем в поход.
— Моя шпага — к вашим услугам! — пылко ответил Буссов и горделиво занял место на лавке между атаманами.
В шатре снова разгорелся жаркий спор, в каком направлении двинуть войско. Ранее сформированная из мелкопоместных дворян и детей боярских рать, возглавляемая Истомой Пашковым, уже почти два месяца находилась в районе Ельца, где ей противостояли главные силы боярского воинства под командованием Воротынского. Потерпев в первом бою неудачу, Пашков теперь осторожничал и в соприкосновение с неприятелем не вступал, издали наблюдая, как царёвы слуги без особого энтузиазма осаждают Елец. Он постоянно слал гонцов в Путивль, призывая Болотникова прийти на помощь. Что и говорить, Елец был лакомым кусочком! Ведь именно сюда Димитрий, готовясь к войне за польскую корону, слал многочисленные обозы с оружием, боеприпасами и продовольствием. Поэтому большинство атаманов предлагали немедленно идти на Елец. Настаивал на этом и князь Шаховской. Болотников внимательно выслушивал каждого, но с ответом медлил.
Он предложил высказаться Юрию Беззубцеву. Тот неожиданно не согласился с мнением большинства.
— Вам сейчас кажется, что Елец — лёгкая добыча. Ан нет! У Воротынского хоть и начался разброд, однако войско всё равно сильнее — и пушек намного поболе, и дворянские всадники вооружены лучше казаков — у всех пищали да самопалы! Так что в прямом бою нам не сладить.
— Ну и что нам делать? Может, вообще по своим станицам разойдёмся? — под общий хохот прервал его белозубый атаман с Дона.
— Вспомни, как Димитрий Иванович прошлую войну выиграл, Корела в Кромах в осаде сидел, а Мстиславский со всем войском его сторожил. Тогда государь послал меня на помощь Кореле. Как только мои казаки в крепость вошли, войско Мстиславского враз в сумление пришло! Часть сразу государю челом бить начала, а остальные в бег ударились, аж пятки засверкали!
— Значит, предлагаешь под Кромы идти? — спросил заметно оживившийся Болотников.
— Так ты, Иван Исаевич, уже раз под Кромами от князя Трубецкого по зубам получил! — насмешливо воскликнул Шаховской и завертел шапкой по сторонам, ожидая очередного взрыва хохота.
Однако атаманы лишь настороженно молчали, а Болотников, отмахнувшись от князя как от назойливой мухи, раздумчиво произнёс:
— Дельно говоришь, Беззубцев, воистину дельно. Ведь князь Трубецкой вроде нашего князя думает: коль Болотников отпор здесь получил, значит, снова не полезет. А мы тут как тут. И воинства у нас не в пример больше стало. А коль двинем через Комарицкую область, так все мужики за топоры и колья возьмутся. Крепко они обиду боярскую помнят.
— Нашёл вояк! — выкрикнул Шаховской. — Что они против пушек? Да и казаки — лишь на первый набег горазды. А как огнём их встретят — враз коней повернут, поминай как звали!
— А зачем нам в сражение вступать? — улыбнулся Болотников. — Ты слышал, князь, что Беззубцев рассказывал? Обойдёмся без шума, ударим с тыла, а пока их полки перестроятся, мы уже будем в крепости. А уж оттуда нас не возьмёшь никаким огненным боем!
— Что ж, правильно. Стоит нам крепость занять, Трубецкой и без боя отступать начнёт. А за ним и Воротынский к Москве повернёт, побоится, что на него с двух сторон ударят. А как Воротынский отойдёт, Пашков беспрепятственно в Ельце окажется, — согласился Болотников.
Подал голос Буссов:
— Если хотите знать мнение старого солдата...
— Говори, рыцарь! — ободрил его Болотников.
— Путь до Кром и дальше к Калуге имеет ещё одно важное преимущество. Здесь больше провианта для войска. Ведь путь Елец — Тула — Москва боярами основательно истоптан. Доподлинно знаю, что воины Воротынского голодают.
— Провиант из Путивля можно захватить в достатке, — возразил Шаховской.
— В случае победы к нам подойдут новые отряды из других городов, — не согласился Болотников. — Так что хлеба потребуется много.
— И не только хлеба! — воскликнул кто-то из атаманов. — И мяса тоже.
— А также горилки! — захохотал Беззубцев. — Так что немца послушаться надо — у него поместье как раз под Калугой!
...Грозная молва о храбром и искусном воине Иване Исаевиче Болотникове катилась по Руси. Даже враги именовали его уважительно, прибавляя отчество, будто говоря о государе. Дерзкий поход на Кромы удался на славу. Увидев, что число обороняющих крепость значительно увеличилось и что они теперь обеспечены зельем и продовольствием надолго, Юрий Трубецкой поспешно отступил. Под ударами основного войска Болотникова отступление дворянского воинства превратилось в бегство аж до Орла.
«И под Кромами у воевод с Юровскими людми был бой и из Путимля пришёл Ивашко Болотников да Юшка Беззубцев со многими северскими людми и с казаки прошли на проход в Кромы. И после бою в полках ратные люди далних городов: ноугородцы и псковичи и луганя и торопчане, и Замосковских городов под осень в полках быть не похотели, видячи, что во всех Украинных городах учинилась измена и учали ис полков разъезжатца по домам. И воеводы князь Юрьи Никитич с товарыщи отошли на Орел».
Разрядные записи за Смутное время.
Сбылось предвидение Болотникова относительно Ельца: узнав о поражении под Кромами, отошло к Туле основное войско Воротынского. Но и там оно долго не задержалось. При приближении повстанческих войск вышли из повиновения правительству тульские, а затем рязанские и каширские дворяне, ранее бывшие прочной опорой трона. Армия Воротынского таяла на глазах из-за бегства поместного воинства и постепенно уходила к Москве. Уже к середине сентября Истома Пашков обосновался в Серпухове, а его дозорные стали появляться у дворцового села Коломенского, в полутора вёрстах от столицы.