Вокруг Байкала за 73 дня
Шрифт:
Тропа под вечер к Морю всё же снизошла. Был ли это летник Марта – не известно. Скорее нет, так как летник подразумевает наличие каких нибудь строений – строений практически не было. Пара развалин на горизонте. Идти к ним было бессмысленно – там наверняка грязь, вонь, разруха. А там где грязь и разруха много клещей. У кромки Моря берег холодный и пустынный, зато тишина и нет паразитов. Ставим палатку. Сегодня ночуем здесь. После Бильярдной – не сахар, но не стоит беспокоиться – мы же покорители Священного, нам ли бояться трудностей и невзгод? Да и поздно уже искать зимовьё.
А какой вечер! Терпкие запахи юной травы. Дымок костерка, в смешении с ароматом гречневой каши и тушенки (слюнки
На розовом небе появился клин лебедей, длинною в километр, не меньше. А за ним косяки гусей, табуны уток. И вдруг всё ожило. Курлыканье, гогот, свист. Птицы кружат на водами, отлетая куда-то парами, видимо к знакомым местам гнездовий. «С возвращением на Родину, спутницы лета, тепла, и вечной загадки упрямого продолжения жизни!» Завороженные мы стоим – маленькие человечки у крохотной палатки среди необъятного мира дикой природы. Кто мы для них с высоты? Опасные чёрные точки с двустволкой? Не знаю. Скорее всего, они нас даже не видят. Голубой дым костра на фоне коричневого поля быть может и виден. Но после стольких километров пути им на дым наплевать. Зато снизу всё очень красиво и неправдоподобно. Редко такое увидишь. Подобное мы рисовали в наших детских мечтах, начитавшись Джека, Фенимора и Жуля. Мечта, как сон – иногда сбывается.
Стемнело. Но и в темноте слышен свист крыльев и голоса в небесах. Костерок. Володя зашивает кроссовок. Я перематываю колено. День окончен.
20.05.92
Болезнь Володи. Начало Тажеранской степи. Солёные озёра. Клещи, клещи, сусличьи норы. Жара и жажда. Бурхан – Бурятский Бог. Лысые сопки, тяжесть подъёмов. Усть-Анга – малая Индия в лучах заходящего солнца. Сократ, его дом, его друзья. Знакомство, ужин, рассказы
Не всегда утро вечера мудренее. По крайней мере – краше не всегда. Вчерашний романтический вечер сменился хоть и солнечным, но говённым утром. Теперь Вова мучается желудком, подолгу сидит в траве, имеет бледный вид и вялую походку. Поменялись ролями – у меня завтрак, у него порошки. Мой мешок стал тяжелей.
Тажеранская степь формально начинается за речкой Анга, в устье которой мы планируем сегодня добраться. Но и в этих лысых сопках уже чувствуется свежесть степных Тажеранских ветров. Маленькие темные деревья, как бородавки на теле холмов. Редкие речки в холодных распадках ещё не растаяли, и лежат поверх травы длиной узкой полосой потемневшего льда. Солёные небольшие озёра, окаймлены скользкими белыми камнями и огромными каменными истуканами. Кишащие утками, куликами и турпанами, озёра манят прохладой, но жажду утолить не дают. Ни людей, ни животных – только Море и голые холмы до горизонта. «Хорошее место для торговли наркотиками. Два вертолета – вот дипломат, вот героин – и разлетелись. А вокруг на сто миль никого.» Жесткая, мелкая баранья трава. При каждом шаге разлетаются сотни мелких кузнечиков и сотни клещей прилипают к ногам. Клещи здесь отличаются от прибрежных количеством, размерами и наглостью. Их миллионы. Коричневые, величиной с копейку, они нагло лезут по брюкам, как будто стоишь в муравейнике. Стоит нагнуться до уровня травы, увидишь их на каждой травинке, как ягоды смородины. Сусличьи норы они облепили кольцом – в аккурат диаметру норы. Суслику – хоть не выходи. Правда, говорят, суслики от них не болеют, но все равно приятного мало. Позже, мы увидели коров с виноградинами напитых раздувшихся паразитов на шкуре. Зрелище – ни для детских глаз!
Жара и жажда. До Байкала не спустишься – высоко и опасно (берег крутыми скалами падает в воду), озёра соленые, реки ни реки – лед вдоль степи. Во фляге есть ещё пара глотков, но этого мало. К счастью, ближе к полудню стали попадаться убогие строения. У разбитой отары бурят-пастух всё пытался успокоить лошадь, дико таращившую глаза на нас и подающую задом. Толком не смог объяснить где мы находился, от карты шарахался, как его лошадь от нас, но направление на Усть-Ангу перстом указал. Воды пожалел. Ну не еврей ли?
У дороги Бурхан. Бурятское божество на святом месте осыпано монетами, бутылками, патронами и прочей пригодной ему мелочью. Выгоревшие ленты и тряпочки колышутся на ветру – символы веры и просьбы помочь. Я тоже привязал тряпицу и монетку бросил и попросил воды. На Бурятской Земле, у Бурятского Моря Бурятских Духов нужно почитать. Дорога дальняя и вся национальная, будем учтивы к традициям наций, да поможет нам Бог!
Через пару километров – ручей, а рядом бревно. Значит, полный котелок и костер. А это уже обед. Сработало! Спасибо духи! Слава Богу!
К вечеру мы были вымотаны основательно. Но где эта Усть-Анга, кто бы её знал. Высокие холмы, на которые и сил-то уж не было взбираться, не желали открывать панораму долины реки, заслоняли деревню. Что ж, пошли на залив к Байкалу. Там хоть вода, холодная чистая вода. Там может и заночуем.
Не успели разбить лагерь (всё что-то мялись, как чувствовали) – моторная лодка. Ребята сети ставят.
– Мужики, далеко до деревни?
– Не-е. Здесь, за поворотом. – и машет в сторону Моря.
Для него «за поворотом», для нас часа два утомительного подъёма вверх по склону. В такие минуты тяжёлого подъема на ум приходят разные мысли. Тогда мы стали рассуждать, как наши ребята в Афгане, в горах, вот так же устав, умудрялись ещё и воевать, когда с вершины внезапно застучит пулемет? Куда тут денешься? За что спрятаться? Как на ладони. Местность давно пристреляна. И сил нет, и бежать некуда и хрен сшибёшь этого урода с сопки – одна голова торчит маленькой точкой. Как они выживали? Эти мрачные мысли прибавляли упорства и сил – ребятам было гораздо труднее, они жизнью платили за то что устали.
На вершине холма мы застыли. Индия! Точно, у наших ног лежала Индия, и была она неописуемо красива. Чёрная речка, извиваясь от горизонта до Моря, цеплялась тонкими протоками за плоские берега, покрытые илом. Долину реки, накрытую коричнево-красной матовой дымкой, окаймляли волны холмов. До самого края вселенной, стояли холмы, причудливых форм и изгибов, размытые сумрачной охрой закатного солнца, пурпурным шаром зависшим над крохотным миром. Это воздух кажется красным в мелкой пыли не рожденных туманов. Маленькое селение прилепилось к подножью холма, и хитро подмигивает нам из тени мерцанием желтых окон старинных построек, маня разделить с ним ночь.
Пошли – разделим. Пока корячились на спуске, солнце село от Индии осталась Бурятская деревня по имени Усть-Анга. На берегу грязной речушки, из которой страшно пить из-за обилия дохлых гниющих баранов, лежавших в мутной воде, мы решили мостырить палатку. Мокрый и скользкий илистый берег не предвещал теплого сна и грозил увеличить вес промокшей палаткой. Нужно было на заливе остаться.
Анга – по-бурятски и эвенкийски – пасть животного, рот. В переносном значении – ущелье, расщелина, промоина, щель.