Волчица лунного князя
Шрифт:
— Поросёнок — дар! — И исчезает за выступом стены.
— Приберитесь, — командует полулежащий на диване Ариан.
Бросив профессиональный взгляд на бардак, Слушаюсь и Повинуюсь шагают к столу. Только Слушаюсь проходит дальше. Оказывается, в стене скрыт вместительный чулан с тремя пылесосами, множеством экологически чистых — если верить этикеткам — моющих средств, швабр, щёточек и тряпочек. В жизни такого разнообразия не видела, даже в магазине.
— Тамара, присаживайся, — советует Ариан. — В ногах правды нет.
А у
Покачав торт в руке, Пьер ставит его на колено, подальше от измазанного прежним тортом столика.
Правильно говорят: на работающего можно смотреть вечно, а когда этот работающий мускулистый и в облегающих трусах, смотреть приятно вдвое. А если работают двое таких, то в четыре раза приятнее. Жаль, Слушаюсь и Повинуюсь с пятнами на ковре и столе справляются быстро: сколько животной грации в оттирании журнального стола! Сколько хищного изящества в обработке ковра моющим пылесосом! Смотрела бы и смотрела.
Поросёнка со следами звериных зубов мои красавчики почтительно водружают на чистое блюдо.
— Что-нибудь ещё? — нежно уточняет Слушаюсь.
— Подавать ужин? — склоняется Повинуюсь.
Царственно взмахиваю рукой:
— Несите. — А самой смешно так, что губы дёргаются.
— Может, торт? — Улыбаясь, Пьер протягивает мне коробку.
— Она дарёную еду не ест, — заявляет с высоты лестничной площадки Вася.
Полотенца в моём домике все с сердечками, — то ли норма такая, то ли знак внимания от Лерма, — так что Вася опять щеголяет тематической обмоткой, на этот раз сердечко в самый центр устроил.
— Я понимаю её щепетильность, — косясь на поросёнка, кивает Пьер. — Тогда будем считать мой торт… общим подарком. Или вот… — Он практически ставит коробку на белоснежный хвост Ариана. — Даром лунному воину.
— Взяток не беру. — Ариан задирает нос. — А жрице много сладкого вредно. Скорми этому, — кивок на Васю, — а то он так оголодал, что пытался есть всеми частями тела.
— Сытый я. — Спустившийся Вася оглядывает занятые диваны. Из-под полотенца выглядывает хвост, качается из стороны в сторону, угрожая сорвать последнюю набедренную преграду. — Сам ешь свой торт. А Тамаре я другой принесу, больше и вкуснее.
Он подмигивает мне.
— Но ты сказал, что прелестная Тамара еду не принимает. — Пьер ловит мой взгляд, улыбается лукаво и театрально поправляет блюдо с покусанным за ягодицу поросёнком. Снимает с него волосок. — Какая жалость… и кто же её так огорчил, что она теперь еду опасается брать?
Вася краснеет. Бледнеет. Вновь краснеет, гневно раздувает ноздри. И волосы у него на голове подозрительно шевелятся.
Распахнув дверь, к нам без спроса вплывает порозовевшая от купаний Катя в кружевном халатике и с тюрбаном из полотенца с ромашками на голове.
— А что это вы без меня ужинаете? — Она в несколько ловких прыжков оказывается у журнального столика и опускается на колени перед поросёнком.
— Он… упал, — торопливо предупреждаю я.
Потыкав яблоко в пасти, Катя очерчивает пальцем следы зубов на тушке и пожимает плечами:
— Знала бы ты, как тяжело таскать еду в зубах, так бы не привередничала.
— Очень тяжело, — показательно вздыхает Вася.
— Если зубы плохо держатся — обратись к дантисту, — в сторону бросает Ариан и потягивается, искоса следя за фыркающим Васей.
Поводя плечом, Катя несколько презрительно замечает:
— Ты, воин, наверное, любимой женщине так еду не носил, поэтому и ехидничаешь. От одиночества характер портится, нервы расшатываются и хвост теряет боевую твёрдость.
Ариан прищуривается. Но на мгновение улавливаю его направленный на меня пытливый взгляд. Кажется, от князя мне тоже достанется принесённый в зубах продуктовый набор.
Правда, у Ариана, когда он в полном размере, пасть такая, что может и телёнка принести, и большой арбуз в целости и сохранности, но я бы предпочла магазинную упаковку.
Тук-Тук! — обозначает своё появление кто-то вежливый. Все три самца синхронно поворачиваются к двери, та приоткрывается, пропуская высокого блондина в кожаных штанах.
— Я тут принёс кое-что, — улыбается Ламонт и показывает золотистый пакет. А ведь в его семье ценят звериный облик, даже едят в волчьем виде, вот уж кому в зубах подарок тащить обязательно, и всё же он приносит в пакете с поправкой на моё воспитание. Тепло от этого, просто тепло. — Всем… быстрых лап, а нашей прекрасной жрице — неувядающей красоты.
Катя, под шумок оторвавшая от поросёнка лапку, воинственно взмахивает ей:
— Волчицам тоже красота не помешает.
— Густой тебе шерсти, — моментально сдаётся Ламонт, посверкивая смешинками в изумрудных глазах. — И шелковистой.
— И зубов белоснежных, — щурится Катя, и получает в ответ театральный поклон.
А я с сожалением понимаю, что придётся кого-то пустить на свой диван, потому что противоположный оккупирован Арианом и Пьером, с одного узкого торца журнального стола сидит Катя, а с другой стороны Ламонт и Вася не поместятся.
Вздохнув, тяну к себе Катю. Вася поспешно усаживается на пол рядом со мной и преданно смотрит снизу:
— Разреши ножки помассажировать, прекраснейшая.
— Ты не участвуешь в состязании, — чеканит Пьер.
— Поэтому мне можно, — хитро улыбается Вася.
Подошедший Ламонт вручает мне сверкающий пакет и интимно интересуется:
— Понравились лилии?
— Э… да, спасибо. — Оглядываю доступные взору цветы вдоль стен. — А розы чьи?
Выдержав короткую паузу, Пьер берёт на себя ответственность за частичную ароматизацию: