Волчица
Шрифт:
– Я нашла, что оба актера стали очень серьезны, после того как один из них сошел со сцены, – откровенно отвечала Розина.
Только перед самым зарождением любви и тотчас по ее кончине намек на нее считается за оскорбление. Леони покраснела, но не от стыда.
– И ты думаешь, что он узнал меня?
В глубине души Розина была, может быть, и другого мнения, но помня народную пословицу, гласящую, что не всегда можно безнаказанно говорить правду, она отвечала уклончиво.
– Я думаю, что он был бы очень разочарован, если бы нашел кого-нибудь другого на вашем месте. Меня, например или тетушку Буфлон!
Волчица весело засмеялась. Точно камень свалился с ее сердца.
– Я думаю, у него пропадет теперь охота разыгрывать такие шутки, – сказала она. – Я, не стесняясь, высказала ему все, что думала, и это будет ему полезно. Никогда, Розина, не давай мужчинам брать над тобою верх. Это – истина, которую каждая женщина должна бы выучивать вместе с азбукой. Мужчина, как огонь, хороший слуга и дурной господин; и потом… потом… ты не знаешь, как тяжело любить больше, чем тебя любят!.. Однако мы болтаем вздор, точно маленькие дети; а мне пора бы быть благоразумнее. Я не для одного твоего удовольствия разыграла эту комедию. Когда я прибежала сюда наверх и нашла тебя спящей так крепко, так невозмутимо, как ребенок, я была тронута и сказала себе: я освобожу из силков эту маленькую пташку и выпущу ее на свободу. Оттого я и велела тебе спрятаться, когда мы услышали голос графа в лавке. Нам недолго пришлось его ждать. Верно, тетушка Буфлон сказала ему, что я здесь.
– Вероятно.
– Уже темнеет, Розина. Тетушка пила водку, когда я оставила ее внизу. Мне не трудно будет отвлечь ее внимание, пока ты проберешься на улицу. Ты пойдешь, конечно, прямо домой?
– Да, конечно, – отвечала Розина. – Пьер будет ждать меня у дверей, и удивляться, куда я пропала.
Леони задумалась. А что, если Пьер убит в уличной схватке или арестован войсками? Если он, таким образом, будет не в состоянии взять на свое попечение свою будущую жену (и Леони с ужасом вспомнила выражение его лица в последнюю минуту), будет ли благоразумно тогда оставить молодую девушку беззащитную на улицах Парижа, в то время как граф рыщет по ним, разыскивая ее? Несмотря на уверения своего возлюбленного, Леони сильно сомневалась в его верности и равно опасалась, как отпустить свою соперницу домой, так и оставить ее здесь.
Таким образом, обе приятельницы хитрили одна перед другой, так как и Розина, говоря Волчице, что пойдет прямо домой, имела впереди совершенно другую цель. Она ни сколько не сомневалась в безопасности Пьера и не думала о его беспокойстве на ее счет, а имела в виду одно: как только вырвется на свободу, спешить, не теряя ни минуты, в Версаль и предупредить королеву об ожидающей ее опасности.
Сила привычки, воспитание, инстинкты расы действуют одинаково сильно, унаследованы ли они от благородных или плебейских предков – и Розина была такая же аристократка по своим убеждениям, как если бы предки ее были разбойниками в Палестине, а не мирными, честными земледельцами в Бретани. Доводы ее новых друзей не могли убедить ее; их чувство оставались чужды, их язык непонятен ей, даже самая привязанность к Пьеру не могла заставить ее принять его политические убеждения.
С благородной стойкостью предрассудка, который часто побеждает разум, она крепко держалась за свои традиции, за свою религию, твердо веруя и в рай и в ад, в чистилище и в царствие небесное, в матерь Божию, в святых и в Бурбонов! Прислушиваясь к заговору, замышляемому Леони против королевы, она впивала каждое слово со священным ужасом человека, который слышит о намерении разграбить церковь и зарезать священнослужителя у алтаря. Расстроить этот план казалось ей ее главнейшей и священнейшей обязанностью, ради которой она охотно пожертвовала бы жизнью. Здравый смысл подсказывал ей, что Волчица уже из ревности постарается освободить ее из рук Красной Шапки. Лежа в страхе на полу, она придумывала только, каким образом ей получить доступ к королеве, когда она пройдет три с половиной мили, отделяющих Париж от Версаля.
Она ни на минуту не сомневалась, что будет пользоваться полной свободой, если только ей удастся выбраться из лавки тетушки Буфлон и ненавистного соседства рыбного рынка. Ничто тогда не сможет помешать ей достичь дворца до рассвета, а для ее благой цели годится всякое время.
Поэтому, сердце ее болезненно сжалось, когда Волчица нежно взяла ее за руку, говоря, чтобы она не боялась, что она сама позаботится о безопасности невесты Пьера и приютит ее у себя на ночь.
– Но я так боюсь этой старухи, – прошептала Розина. – Тетушка Буфлон ни за что не выпустит меня отсюда.
– Тетушка Буфлон столько выпила, что согласится на все, – отвечала Волчица, проворно спускаясь с лестницы вместе со своей пленницей и проходя вместе с ней через лавку, в которой продолжала громко храпеть старая торговка.
Однако она неожиданно проснулась, выказывая энергию, которой нельзя было, казалось, ожидать от нее, и стала в дверях, нежно, но решительно, не выпуская своих посетительниц.
Заключив Розину в свои пьяные объятая, она насильно усадила их обеих; налила им по стакану водки, настаивая, чтобы они, по крайней мере, прикоснулись к ней губами и усердно вторя им сама. Эти новые возлияния почти отрезвили ее сравнительно с прежним ее бесчувственным состоянием. Она стала вспоминать что-то о предстоящей свадьбе, о предстоящей выпивке, но не могла ясно представить себе кто именно невеста и несколько раз повторяла, что она сама выходит замуж.
Выжидая, пока эти последние проблески сознания угаснут, как догоравшая свеча, Волчица потеряла, наконец, всякое терпение, а Розина всякую надежду, в особенности когда в лавку ввалилась с полдюжины рыбных торговок, с очевидным намерением провести приятно вечерок за дружеской беседой и чаркой водки.
Все они, по-видимому, знали Волчицу и приветствовали ее с тягостным для нее энтузиазмом, Розина не могла не заметить, что власть Леони над этими фуриями была весьма непрочного свойства. Правда, она могла вести их на ниточке, но только туда, куда они сами хотели. Волчица, мужество которой вошло в пословицу, когда она видела этих рыбачек сотнями, не смела противоречить незначительной, пьяной горсти их.
Они приняли Розину в свой кружок, как близкую близкой им, осыпали ее своими отталкивающими, пьяными ласками, убеждая, почти заставляя ее пить водку, от одного запаха которой ей становилось дурно.
Розина никогда не забывала этого вечера. Ей казалось, что в самом чистилище будет лучше, чем в этом земном аду. Сквернословие, грубый смех, чудовищные песни, соединяющая в себе наглое бесстыдство, богохульство и грубые остроты, угрозы аристократии и даже средним классам, поругание всего, что было самого чистого и святого во Франции, проклятия церкви, насмешки над королем и клятвы отомстить королеве, от которых кровь холодела в жилах!
Было уже далеко за полночь, когда смолк этот адский шум, сменившись пьяным бесчувствием, и Розина со своей покровительницей смогла вырваться на освещенную луной улицу.
Красная Шапка впала в состояние полного бесчувствия, и хотя две дюжие торговки клялись, что проводят свою любимицу до дому, переход от разгоряченной комнатной атмосферы к свежему уличному воздуху так сильно подействовал на выпитую ими водку, что обе они отстали, проходя по рынку мимо своих лавок, чтобы выспаться там на свободе.