Волчицы из Машкуля
Шрифт:
Человек, назвавшийся Гаспаром [4] , склонялся к мысли, что им бы не следовало расставаться. Он заметил, что Бонвиль изменился в лице, когда Мишель объявил о приближении воинского отряда; он также уловил слова, нечаянно оброненные графом: «Прежде всего спасем Малыша Пьера!» — поэтому на протяжении всего пути он не переставал заглядывать в лицо Малышу Пьеру насколько ему позволял слабый отблеск факелов, освещавших им путь, и это привело к тому, что он обращался с ним сдержанно, не отказываясь, однако, от проявления самого глубокого почтения.
4
Те из наших читателей, кто захочет иметь ключ к именам, могут взять в руки весьма примечательную книгу генерала Дермонкура, озаглавленную «Вандея и Мадам». (Примеч. автора.)
И неудивительно, что, когда они остановились на дороге, чтобы обсудить планы дальнейших действий, он произнес пламенную речь.
— Вы сказали, сударь, — сказал он, обращаясь к графу де Бонвилю, — что от спасения особы, которую вы сопровождаете, зависит успех всего нашего дела. Но разве из этого не следует, что мы должны быть все время рядом, чтобы в случае опасности — а она подстерегает нас на каждом шагу — прикрыть эту особу нашими телами?
— Да, несомненно, — ответил граф де Бонвиль, — если бы речь шла о заурядной стычке с врагом, но в данное время мы всего-навсего беглецы, и чем меньше нас будет, тем больше шансов на успех.
— Подумайте хорошенько, граф! — воскликнул, нахмурившись Гаспар. — Несмотря на то что вам всего двадцать два года, вам выпала весьма ответственная задача.
— Раньше моя преданность ни у кого не вызывала сомнений, — высокомерно ответил граф, — и я постараюсь оправдать оказанное мне доверие.
Малыш Пьер до сих пор стоял молча рядом со спорившими Бонвилем и Гаспаром, однако теперь он решил, что пришло время вмешаться в разговор.
— Еще немного, — сказал он, — и забота о безопасности какого-то бедного крестьянина станет причиной раздора между двумя самыми благородными поборниками дела, в верности которому вы только что поклялись. А так как у нас нет времени на бесполезные споры, я вижу, что возникла настоятельная необходимость высказать мое мнение по поводу ваших разногласий. Но прежде, друзья мои, — произнес Малыш Пьер с теплотой и признательностью, — я бы хотел попросить у вас прощения за то, что с самого начала скрыл от вас, кто я есть на самом деле; мне лишь хотелось разузнать ваши сокровенные мысли, чтобы у меня не осталось даже малейшего сомнения в том, что вами не двигало просто стремление угодить, выполняя одно из моих самых горячих желаний. Теперь, когда Малыш Пьер достаточно осведомлен, он уведомит регентшу. А пока нам придется разделиться; мне подойдет любая крыша над головой, чтобы скоротать остаток ночи, а графу, прекрасно знакомому с этими краями, не составит труда найти место для ночлега.
— Но когда же нам представится возможность непосредственно поговорить с ее королевским высочеством? — спросил Паскаль, склонившись перед Малышом Пьером в низком поклоне.
— Малыш Пьер призовет вас, как только ее королевское высочество найдет подходящий дворец для своего странствующего величества; подождите немного: Малыш Пьер не настроен надолго разлучаться со своими друзьями.
— Малыш Пьер — храбрый парень! — весело воскликнул Гаспар, — и я надеюсь, что его друзья докажут делом, что они достойны его дружбы.
— А пока прощайте, — продолжил Малыш Пьер. — Теперь, когда мое инкогнито раскрыто, я рада, мой храбрый Гаспар, что ваше сердце обманывалось столь недолго! Настало время пожать друг другу руки и разойтись.
Дворяне по очереди почтительно приложились губами к руке, протянутой им Малышом Пьером.
Затем каждый пошел своей дорогой: кто направо, а кто налево — и вскоре они потеряли друг друга из виду.
Бонвиль и Малыш Пьер остались одни.
— А мы? — спросил своего спутника Малыш Пьер.
— Мы отправимся в противоположную сторону.
— Тогда в путь, не будем терять ни минуты! — произнес Малыш Пьер и побежал по дороге.
— Постойте! Постойте! — крикнул Бонвиль. — Только, пожалуйста, не так быстро! Надо, чтобы ваше высочество…
— Бонвиль! Бонвиль! — заметил Малыш Пьер, — вы забываете, о чем мы условились.
— Да, это так, Мадам должна меня простить.
— Опять! Ну вы просто неисправимы.
— Необходимо, чтобы Малыш Пьер разрешил мне нести его на спине.
— Как! Да со всей охотой. Вот тут словно нарочно установлен дорожный столб. Идите же, граф, идите сюда.
Малыш Пьер забрался на столб.
Бонвиль подошел поближе, и Малыш Пьер устроился у него на спине.
— Честное слово, вы хорошо держитесь, — сказал Бонвиль, отправляясь в путь.
— Черт возьми! — заметил Малыш Пьер, — игра в лошадки была моей любимой забавой в детстве.
— Вот видите, — произнес Бонвиль, — хорошее воспитание никогда не проходит бесследно.
— Скажите, граф, — спросил Малыш Пьер, — ведь разговаривать нам не запрещено?
— Совсем наоборот!
— Ну тогда вы, старый шуан, ответьте мне, начинающему, почему вы несете меня.
— Ну и любопытный же он, этот Малыш Пьер! — подхватил Бонвиль.
— Нет, ведь ваше предложение не вызвало у меня возражений, хотя согласитесь, что ваша спина не самое лучшее место для принцессы из дома Бурбонов.
— Для принцессы из дома Бурбонов! — повторил Бонвиль. — А где вы тут видите принцессу из дома Бурбонов?
— Правда… Ну тогда почему Малыш Пьер, умеющий не только ходить, но и бегать, прыгать через канавы, забрался на спину к своему другу Бонвилю и тем самым стеснил его в движениях?
— А я вам отвечу: все потому, что у Малыша Пьера слишком маленькая ножка.
— Вы правы: маленькая, зато крепкая! — заметил Малыш Пьер таким тоном, словно его собеседник задел его самолюбие.
— Да, но, несмотря на все достоинства, у нее слишком малый размер, чтобы не быть опознанной.
— Кем?
— Теми, кто пойдет по нашим следам!
— Мой Бог! — заметила Мадам с нарочитой грустью в голосе. — Кто бы мог подумать, что наступит день или ночь, когда я пожалею, что у меня не такая нога, как у герцогини де ***!
— Бедный маркиз де Суде, — сказал Бонвиль, — что бы он подумал, — он и так не раз удивлялся вашим познаниям придворной жизни, — если бы услышал, с какой уверенностью и с каким знанием дела вы судите о ножках герцогинь?
— Полноте! Я ведь паж, и мне полагается это делать.
Затем, немного помолчав, она добавила:
— Я понимаю, что вы хотите запутать следы, но мы не сможем идти так до бесконечности: даже святой Христофор и тот бы утомился; рано или поздно эти проклятые ноги встретят на своем пути какую-нибудь грязную лужу и оставят отпечатки следов.